Вы поименно не забыты-вы с нами здесь, сейчас...

Зоя Журбенко
         (из цикла «Две стороны медали»)
               
                Отцу моему, Батищеву В.П., художнику,   ветерану  Великой
                Отечественной войны, ПОСВЯЩАЕТСЯ
               
Сынам Отчизны.

В День торжества Победы главной,
в День памяти военных лет,
в День доблести Отчизны славной
я в прошлое возьму билет.
Возьму билет и без попутчиков
я доберусь до той войны,
где прадед мой служил поручиком,
с ним – Родины моей сыны.

… Кресты, погосты, эполеты,
побед и поражений дым…
Не видев всё, я помню это –
и то, как дед был молодым:
войны гражданской отчуждение,
сердец ожесточенных бой…
За пониманием – примирение
России назовем Судьбой.

Отцы и братья воевали
против чумы фашистских стай:
грузины, русские стояли
плечом к плечу – и грянул Май!
Победа! Вот она!!! Добыта
ценой немыслимых потерь.
Вы поименно не забыты,
вы с нами здесь, сейчас, теперь!

Победа – скорбный день печали…
Победа! Радость через край!
Сыны Отчизны воевали,
о них, страна, не забывай!

...Из прошлого вернусь обратно.
Мы  - дети Родины одной.
Мы памятью своей богаты,
Жить в мире – нет мечты иной.
 31.05.2000.

___________________________________________

        Его Победа

Он полз по ступенькам Рейхстага, не веря
в последнюю в жизни
– не сдамся! –
потерю:
когда до Победы   - минуты…  полшага…,
он выбыл из строя?!
Отставить!
Отвага
и доблесть оплачены кровью сторицей:
свою защищал
в 41-ом 
столицу,
брал немца в котёл – не отдал Сталинграда…
И вот … эта пуля
– не верю! –
в награду?!

Четыреста десять и  … тысячу дней
он шёл через боль
и утраты –
шёл к Ней:
тонул под Ижевском, горел на Полтаве,
друзей хоронил
на чужбине –
в Варшаве…
На Одере, в сердце сожжённой Европы,
где пепла и горя
чернели
сугробы,
одна лишь Победа – желанна до боли! –
в комок собирала
и силы,
и волю.

… И к Ней по ступеням последней твердыни,
не зная, что тело – убитое – стынет,
отчаянно
                полз
                русский
                сол-
                дат.

09 мая 2005 г. –  13.01.07.                Краснодар-Новороссийск

Зоя Журбенко  и  Виктор Батищев
               

          Поныри

У времени военных лет
                свои приметы:
в шинель, пилотку, сапоги
                оно одето.
Палатка, фляга, вещь-мешок –
                штрихи к портрету:
кроваво-красный – с чёрным – цвет
                у трафарета.

                * * *

Закат над Понырями ал
                салютом первым.
Душа солдатика летит…
                … и рвутся нервы.
От леса – ровные пеньки…
                узкоколейка…
«Помянем, брат, всех, кто погиб –
                давай, налей-ка!»

               * * *

Приветливый, распахнут май:
               сирень, тюльпаны…
Играй, тальяночка, играй!
               А ветер, пьяный, –
от сумасшедшей тишины
                вконец оглохший –
знамёна мировой войны,
               шальной, полощет.

              * * *

А возле Вечного огня
              притихли зимы
метелью одиноких лет.
              «Я жду, любимый!»
седая голова… вдова -
               печаль немая –
полвека с лишним на Посту
               в объятьях мая.

             * * *

И в треугольнике письма –
               в руке усталой –
горит с военных давних пор
               закат тот алый:
прижат к губам, слезой омыт –
              эпохи слепок…

… А дуб у Вечного огня  -
              могуч и крепок.
12.05.06.

_________________________________________________
 
Эпохи меняют лица

Эпохи меняют лица,
и сердца меняется стук.
Военных времён столица –
мозоли натруженных рук.

«За Родину!» - звать не надо:
«в ружьё!» - наш десятый класс…
Живым возвращайся, отрада,
будь смелым, сражаясь за нас!

Девчонки – почти что дети –
на крышах – фугасный дым.
Без сна мы на вахте третьей –
столицу врагу не сдадим!

… А где-то в глухом болоте
под небом нездешних мест
иль в танке сгоревшем… на флоте …
для мальчика нужен крест.

Слезой на лице эпохи
судьбы оборвавшейся свет…
… И к Празднику правнуки – крохи
на верность дают обет:

эпохи пусть сменят лица,
изменится сердца стук,
но  Родина и столица –
достойны надёжных рук

своих подрастающих сыновей.

28.08.04.


                Чума  ХХ  века.
                (на « С поднятыми руками», пальмовая ветвь Канского фестиваля)

Звезда Давида голубая
на белой жгучей
полосе…
Старушка… девочка слепая…
Босые ноги
по росе…

Гнилая Времени изнанка:
Хлыст, пуля и к утру –
забор.
…С осипшим голосом шарманка…
Проигранный с Всевышним
спор.

…И женщина… «Что я наделала?!.»
В руке – шнурок от
башмачка.
Пятно как от граната спелого…
Колодец-бездна  -  пуст - 
зрачка.

От страха, бедная, кровинку
свою, младенца… чтоб
молчал…
Теперь, безумна, под осинкой…
А он… он даже
не кричал…

                * * *
С экрана голос покаянный
взывает нацию
простить.
… Но память в сердце раной рваной
не даст, скорбя, вину
забыть

чумы  ХХ века.

08.05.04.
 
_____________________________________________
 
Была война…

Была война – всё было просто:
Стоял расчет как вражий остров,
И, мстя за Родину и брата,
Танк смял расчет – пришла расплата
За смерть детей из Ленинграда,
Плач матерей…  В грязи награды
Под гусеницей в пыль стирал
Бесстрашный танк…

Так генерал
запомнил жуткий этот день.
… Из подсознанья чья-то тень
кровавой поступью шагнула
и к тем событиям вернула
через десятки мирных лет.
И в отблеске ушедших бед
глаза в глаза смотрел солдат
расчёта, что был танком смят.
Он в полный рост стоял в проеме
окна. И в тихом, спящем доме
как молот, его сердца стук
будил от груза сна и мук
картин боев.
 
И генерал
хотел спросить (ведь он не знал!),
откуда родом был солдат
и про бойцов, про тех ребят,
которые под танк легли…
Когда б не он,  они могли
дожить, как он, до наших дней,
могли бы вырастить детей,
могли бы внуков воспитать…
Но никогда уж не узнать
их даже имя.

Генерал
сто тысяч раз тот бой мечтал
переиграть: чтоб танк свернул…
Тогда б спокойно он заснул
последним сном, простив себя,
свою Судьбу, войну, скорбя
о душах, убиенных им,
чтобы свободно жить живым.

Что было подвигом в войну,
сурово ставил он в вину
себе на склоне грешных лет,
и его танка страшный след
прошел по сердцу генерала:
скорби иль кайся – будет мало
перед бесстрастным ликом смерти,
которой оправданья нет,
      Ведь жизнь -  бесценна.                11.05.02.            

________________________________________________________
 (... Но есть и  - увы! -  в т о р а я   сторона медали:

Отцу моему, Батищеву В.П., художнику, ветерану войны
               
         Долг платежом красен?!..

(из цикла «Две стороны медали»)

Страна ветеранам долги отдаёт -
приказ за приказом… Надейся, народ:
всё «будет» … всё «надо»… всех помнит вовек…
и всё  - для тебя, дорогой Человек.

Долгов накопилось – на тяжкую ношу.
Несёшь ты её…  Может, бросишь?… «Не брошу»,-
любого спроси и получишь в ответ
короткое, твёрдое, горькое :»Нет!»

В ней – юности давней бесценные годы,
войной опалённой; в ней – первые роды
любимой жены, и детишек шаги…
Прощённые сердцем друзья и враги…

В ней – голод, учёба, работа - до пота
по будням, ночам, в воскресенье, в субботу…
Удушье от смрада гулаговских лет,
и полки пустые…  Не меряно бед!

Но в мае всегда вспоминают солдата:
открытки… подарки… из школы -  ребята…
Медаль - к юбилею и баночка кофе…
походная кухня… стараются профи:

Танцуют… поют… славный праздник: страна
долги отдаёт. Но отдаст ли сполна,
коль угол в шестнадцать полезных квадратов
на два человека положен солдату?!

12.02.04.

__________________________________________________________

Обелиск дороже человека?*

Обелиск дороже Человека?..

Скверы… парки… площади… гранит…
Сердце на пустом пороге века
Совести чиновников – магнит.

Плюс и минус – и свершится чудо.
Слёзы каплей - и взрастёт добро…
… Только вот, невидимый, Иуда
Чернь добавил в злато - серебро…

Минус ведь на минус – в результате
Плюс получится: две жирные черты.
Жаль, в больничной не лежат палате
С раком совести. И лживые кресты

На груди у псевдо-депутатов,
«слуг народа» - кабинетной тли,
на пути стоящих у Солдата,
кровью пропитавшего земли

не одну пядь с Востока на Запад.

… Обелиск дороже Человека?!

09.09.04.
_____________________________________________

Наталье, не знавшей войны


Не справилась с простейшим испытанием!
Не справилась! И вот – живи теперь.
Привыкла быстро к стонам и страданиям.

… А в коридоре всё скрипела дверь.

Недобрый ветер, знай, шумел и всхлипывал,
кружил позёмку словно лютый зверь,
сердился, волком выл, выкрикивал…

А в коридоре, слышь, скрипела дверь.

В стакане чай остыл. Зачётка в сумочке.
Мир сузился в кольцо чужих потерь.
Машина пронеслась по гулкой улочке.

… Да что же так скрипит нещадно дверь?!

А это он: ступает тихо, в тапочках –
рука прижата к сердцу, где болит-
(… пока сестра глотает миф о «бабочках»…)

лекарство ищет – тщетно - инвалид.

Ответила на просьбу – как отрезала:
«Нет ничего!»,- и глаз не подняла,
Красивая, здоровая и трезвая

больного –да! - взяла и … прогнала.

И он в палатах спящих тихо спрашивал:
«Лекарство есть от сердца? … Может, есть..?»
И на неё обиду не вынашивал…

Как знать, а вдруг её отец иль брат, иль тесть

(Когда-нибудь, когда в усталой клинике
Заснёт, забывшись от тоски и ран
С гримасой боли – как клише – на мимике)

Прошедший ад афганский ветеран,


Вот так же кто-то с сердцем чёрствым, каменным
Не даст таблетку или корвалол,
И близкому - проваленным экзаменом –

Не станет помощью отказанный укол.

Февраль, 2004.
Краснодарский госпиталь ветеранов войны.

_________________________________________

И когда же этому придёт конец?! *

«Деда! Сядь на табуретку!
Покажи живот!»

… Может, выпишет таблетку?
И посмотрит рот?
Может, спросит, что тревожит,
где и что болит?
Может, наконец, поможет?!.

… Но опять велит:
«Деда! Говори короче:
Стопы? Зуд? Давно?»
Слушать – ничего не хочет:
За столом – бревно.
«Мазь возьми.» Закрыла папку.
На-а-а-адоели… жуть!

…Хоть бери себя в охапку
и… в последний путь!

Стопы даже не смотрела,
Но диагноз – есть.
До чего ж ей надоело!

…Ни сказать, ни сесть:
Стул стоит с удобной спинкой –
На него – табу!
Старый табурет с горбинкой -
Словно бы рабу…

Расписалась на листочке:
Будто бы микоз.

Благо, увидала дочка!

Может быть, склероз?!
Потому не посмотрела
ноги старика
эта доктор-королева?!
Поднялась рука
приписать болезнь чужую,
и лекарство дать?!
Всё лечение – впустую,
исцеленья ждать
бесполезно, коль не «рожу»
распознала врач,
и не видит в ранах кожу-
хоть кричи, хоть плач!

Что гадать! Душа в изъянах-
ясно без УЗИ.
(Если б в сапогах сафьянных-
было б «на мази!»…)

Как на каторгу в палату
доктор поднялась.
Извинилась? Нет! По блату,
видно, прижилась.

Есть хорошие – не спорю,
очень даже есть!
Но к такой попасть - вот горе:
Совесть где и честь?!

Он - не «дед»,  и он - не «деда»!
С отчеством!! Не «ты»!!!
Вот сюда б сейчас «полпреда» -
Навести «мосты»!

Чтобы р-р-р-а-а-з! И скальпель смело
вскрыл гнойник души.
Коль лечить ИВОВ – умело!
Можешь? Поспеши!

И отдай долги России –
Старым и больным.
Просто врач. А не Мессия.
Им – от бед седым.

10.02.04.

Глазами солдата:  ФРАУ.

Она смотрела невидящим взглядом сквозь знакомый с юности потолок и черепичную крышу прямо в небо, туда (и да сбудется её последняя надежда!), где её ждал сын. В широко раскрытых глазах за решимостью и спокойствием  последнего мига скрывалось глубоко запрятанное отчаяние последних лет. Узкая полоска  когда-то призывных губ была искажена горькой усмешкой. С колен соскользнула фотография сына в форме унтер-офицера …
Вот так же её, теперь уже бессмысленная,   жизнь сорвалась с уступа  шестидесяти развенчанных лет и растворилась в глубине мутных потоков времени. Седые пряди аккуратно спускались на открытый лоб. В пустой мансарде, на кресле около печной трубы, она сидела как изваяние - королева без королевства - в поверженной стране.
         Это вчера она в бессильной  тупой ненависти смотрела, как рядом с домом появилась походная кухня и слышала, как солдаты на чужом языке что-то выкрикивали, смеялись и затягивали песни.
       Сегодня всё уже было позади: бессонная ночь, груды газет и фотографий, жадное  лезвие на тонком запястье и голос сына, зовущего ввысь.
      Всё кончилось. Над рекой рассеивался туман… И наступило утро.