День Победы

Масасин Михаил Васильевич
рассказ


Не спалось Евгению Павловичу, ох, не спалось! Думалось что-то нынешней ночкой, переживалось. Может, день был такой хлопотливый, неспокойный, праздничный, или так, возрастное марево, в хмельной головушке крутилось, вертелось…? 
И то -  какой день минул,  в лета канул, хлопотливый, размашистый…Ожидание, звонки многочисленные, поздравления. Каждый год  вот так страна ликует,  празднует, вспоминает лихо военное, ветеранов поздравляет…А мало их осталось фронтовиков, совсем мало. Было время толпами мужики на встречах таких,  горечью  лет военных пропитанных, собирались, ватагами! Тут тебе и шутки- прибаутки,  тут и подтрунивания над самими собою поседевшими да полысевшими, тут и слёзы  во хмелю о пережитом да повиданном.  А ныне…Евгений Павлович привстал, подтянул к себе притушенную  папиросу и закурил. Сладкая  отрава табачная слегка отуманила, успокоила  застучавшее,   какими то  нездоровыми  всполохами, сердце, отвлекла от  припомненных картин прошлого.
И снова мысли закрутились, заиграли в своём неустанном беге- движении, разыскивая в памяти  потерянные забытые мгновения, наполненной всякой всячиной, так быстро промелькнувшей жизни…
Та большая, всем народом перенесённая война захватила его, тогда мальца - подростка в третьем классе, захватила, оглушила, да так и не выпустила.
Отца призвали в сорок первом, сразу после объявления мобилизации. Евгений Павлович помнит, ох, как хорошо помнит тот день разлуки -  растерянный, совсем не бодрый вид  отца, надрывный, хватающий за сердце плачь матери, испуганные  взгляды младших сестрёнок.
Похоронку на  солдата, кормильца своего, семья получила в апреле сорок пятого…Гвардии сержант …такой то, участвовал в последнем бою в марте месяце под местечком таким то…Восточная Пруссия…
И всё, закрыла, захлопнула война дорогу домой гвардии сержанту…гвардейского полка, осиротила четверых детишек, прибавила к несчётному количеству вдов- горемык ещё одну  обездоленную женскую душу…
Известие об окончании войны Женька встретил воспитанником-фезеушником ремесленного училища. Переживал, радовался, восторгался вместе  с взрослыми и ровесниками, томился ожиданием чего-то необычного.Ждал  каких то масштабных перемен своей  юной жизни…
Первая встреча с немецкими военнопленными, в шахте под Копейском, куда Женька с друзьями попали на практику, была для ребят шокирующей! Живые, о чём-то своём гогочущие немцы!
Они ни чем не отличались от своих, русских мужиков, ни ростом, ни фигурами. Закутанные в разное тряпьё, то в рваных бушлатах, то в замасленных шинелях, они совсем не казались подавленными пленом врагами. Работы в шахте, каторжные и изнуряющие, рано или поздно заканчивались пересменами, в которых немцы оживлённо разговаривали и курили.   
Кто из ребят придумал первым бросать тяжёлые болты с высоты сорокаметровой, над лебёдкой подъёма в шахте, Женька не помнит, не закралось в памяти, забылось. Опускали  «сюрпризы» на головы, стоявших толпой   фрицев все, по очереди. Бросали и прятались в  узких проходах, ибо занятие это наказывалось со стороны, как администрации, так и конвойных служб.
Кто попал в того, унесённого с пробитой головой молодого немца, Женька не знал…
Унесли  на куске брезента… Вскоре по шахтам прошёл слух, что фашист помер, не выжил…
Долго и тщательно расспрашивал перепуганных подростков по очереди толстый дядька в особом отделе…Попугал, поругал да и отпустил, помиловал… Проходы позакрывали наглухо, замотали колючей проволокой, завалили породой…
Евгений Павлович снова жадно закурил, закашлялся и, разгоняя  дрожащей рукой папиросный дым, откинулся на спинку кресла…
Закончился ещё один праздник Победы…Сколько их у него, ровесника Победы,  осталось впереди, Бог один знает, ведает!?