Но после той, не может быть иных
строк, изможденных чувствами о долге,
как ближе нет московских позывных,
в жизнь миллионов вхожих эхом долгим.
А дни – ручьи: текут, питают, пьют
по каплям небо в дождевых потоках.
А дни ничьи ничейностью убьют,
зароют душу задолго до срока.
И нет дилемм, похоже, нет и истин,
когда себе толкуя: «не смогу!»,
ты пишешь вновь, открыт и бескорыстен,
дорожкой лунной на пустом снегу.