3 В доме пахло свежеиспечённым хлебом.
Ой, батюшки! - запричитала Нюра, - да на кого же вы похожи – пострелята этакие и ухва-тив детей потащила во двор, где стоял рукомойник. их умывать.
Нюра! Ну, накрывай на стол, гостя потчевать будем. Нюра умывшая детей, заторопилась
подавать на стол. Тем временем лесник говорил о зубрах, которых он видел сегодня в лесу. Что уже прилетели скворцы, знать весна будет ранняя.
Щи в тарелках постепенно таяли и Нюра уже, приготовила чашки для чая. И собрав тарел-ки и выпроводив детей гулять, поставила на стол кринку, покрытую красным лоскутком.
И в оставшиеся наши три чашки налила чуть-чуть из кринки. Запах исходящий от чая стал
до того приятным и знакомым, но где когда я его пил…
Я отпил глоток душистого чая и посмотрел на Нюру. Её глаза светились каким-то стран-ным светом…
«Проходите, присаживайтесь!» - вывела меня из оцепенения пожилая женщина. Она на-поила меня ароматным чаем.
Я посмотрел на женщину, её прикрывал чёрный платок, обрамлявший чуть покрытое морщинами лицо, на глазах застыли слёзы. На столе перед ней лежала похоронка.
«В гражданскую - мужа схоронила. А в эту трёх сыновей. Голова её тяжело опустилась на руки. И тело вздрагивало от рыдания.
Теперь каждому путнику одинокая мать выплакивала своё горе.
«Ох, что это я разнюнилась! Поди, чай пора подавать». И женщина внесла кринку покры-тую красным.
Как будто целая вечность пронеслась и застыла перед моими глазами.
Я открыл глаза. Керосинка мерно коптила. Старушка сидела за столом, уткнувши голову в ладони.
Я встал. Старушка тоже подхватилась и сказала: «Иди-иди тебя уже пади дома зажда-лись.
Я, попрощавшись, вышел, и зашагал домой, похрустывая ночным весенним ледком.
Улица была сонна и пустынна. Дома потухшими глазами окон смотрели в пустоту. Моро-зец легко пощипывал, за щёки унося дремоту.
Восемнадцать дней я был в поездке. Работа есть работа!
Приехав, я выбрал время и отправился навестить старушку. Миновав станцию «6 км.» миновав клуб, я добрался до одиноко стоящей избушки…
Окна заколочены, калитка нараспашку, никого нет. Я вернулся к ближайшим домам. Мне ответили, что недавно старушку увёз какой-то парень, приехавший за ней из Сибири.
Пригодился таки адрес на открытке. Я шёл, вспоминая отправленное мною язвительное письмо адресату и представил какое впечатление оно произвело…
Припомнил я тот день, когда встретил старушку, её голос зазвенел у меня в ушах. И вдруг неудержимая жажда вернуться заставила меня замедлить шаг…
Открытая калитка всё также жалобно поскрипывала под порывами ветра, двор был без-жизненно пуст. На крыльце у двери стоял фанерный посылочный ящик. Я подумал, может
это посылка бабушке пришла, так верно пропадёт, и я нагнулся к ней, но крышка была не прибита и под ней, в ящике, стояла только кринка, прикрытая красным.
Я взял кринку и отнёс её домой.
Дома я принялся изучать содержание кринки. Признаться, я большой сластёна и варенье люблю до ужаса. А тут и вкус, и запах чудесный, я и занёс ложку в рот. Сквозь навалившу-юся дремоту проскальзывали какие-то видения, потом всё исчезло.
Я проснулся с первыми лучами восходящего солнца. В голове было ясно, на душе было весело. Необычная радость охватила меня. Хотелось петь, сделать что-то хорошее удиви-тельное. Хотелось сказать кому-то много хороших слов, чтобы радость разлилась рекою и заполнила этот мир.
Я выбежал на улицу. Весна наполнила душу через край. Дерёвья украсились бусами набухших почек, птицы устраивали номера художественной самодеятельности. Мир предстал, как огромный театр, как огромная картинная галерея, полная света и музыки.