Женщина курит в окно приоткрытое.
Фары погашены. Кончился дождь.
Счастье чужое, в затяжках неистовых
щёки втянув, что же ты ещё ждёшь?
Потусторонее благо – иллюзия.
Всё, очевидно, сбылось уже здесь:
близость на заднем сиденье
и тусклая
вспышка грозы, приглушённая музыка
и серебристый как дождь «Мерседес».
Вот он сидит с тобой рядом, раздвоенный,
загнанный бизнесом муж напрокат.
Медленно ходят ленивые «дворники»
вниз лобового стекла
и назад.
Там, в его доме, в таком же молчании
дети уснули и курит жена.
На проводах бесконечно качание
знака «стоянка запрещена».
Все мы рабы круглосуточных фабрик
по производству одних тех же снов.
Тёмную ночь не просветит подфарник,
если погашен огонь основной.
В о'тсветах яркой цветастой рекламы,
под шелестящими кронами лип
всё – только то'лика вечной нирваны,
мультипликация, видеоклип…
Быстро прошёл этот вечер – как марево,
сон или воображенья игра –
и ресторан «Ностальжи», и омары,
устрицы, «Дом Периньон», фуа-гра.
ангелы в небе и те любовались, -
даже очнулись от вечного сна -
как вы сидели и целовались
там, в уголке, у большого окна...
в клочьях афиш и листвы протекает
мутный потоп тротуарной воды.
Не торопясь объезжают трамваи
Чистые в грязных разводах пруды.
Сверху, где выше верхушек деревьев
якобы мнимые нами миры,
лишь близоруко следит Грибоедов
за мельтешеньем людской мошкары.
Ах, ты негодная злая разлучница!
Знаешь, покамест земля ещё кружится,
веет от счастья всегда холодком.
Что ж у тебя растекается лужицей
краска с ресниц под осенним дождём?
В вечном вертепе всеобщего маянья,
дикой реальности «баксов» и склок
всё – только видимость существования,
пепел стряхнувшийся, горький дымок.
Вот и лицо твоё призрачным кажется
в вспыхнувшем на зажигалке огне…
Ты чуть прикрыла глаза, ты стараешься
даже не думать о завтрашнем дне.
Или тебе
в удушающей пошлости,
среди навек примелькавшихся рож
снится короткое счастье, без роскоши,
где никогда не кончается дождь?
[1997]