<...>
- Скажите, сколько лет Ваше имя пролежало на полке?
- Так... Да практически все 73 года. Читающая публика была лишена возможности приобщиться к идеям «Курочки». Однако идеи витали в воздухе. Благодаря изустной передаче моего шедевра в среде поголовно нечитающей публики.
- Что, на Ваш взгляд, могло быть причиной такой длительной и устойчивой дискриминации?
- Полагаю, что мотивы вопиющего замалчивания в разные годы варьировались в зависимости от политической и идеологической конъюнктуры. То рябость курочки вызывала неприятные ассоциации с оспинками одного вождя; то суетливое перемещение моей Рябы на политической арене будило воспоминания о непредсказуемой живости другого вечно живого; то, видите ли, само наличие курочки у деда и бабы возмутительно не отвечало базовому положению социализма об отмене частной собственности на средства производства. То, понимаете ли, яичек в продаже не было. Да, наконец, и сам облик маломощных героев не укладывался в доктрину социалистического реализма. Вспомните: «Дед бил, бил – не разбил... Баба била, била – не разбила...» Нельзя исключить и то, что по законам тех лет найденные драгметаллы сознательные и законопослушные граждане должны были немедленно сдавать государству. А мои герои, увы...
- Понятно... Какова судьба Вашего детища сегодня?
- О, грех жаловаться: сейчас оно идёт нарасхват! Не в последнюю очередь успехом своим сегодня «Курочка» обязана новому прочтению в свете политических событий последних лет. Сравните: «Дед бил, бил – не разбил. Баба била, била – не разбила! А мышка... (или Мишка?!) бежала...
- хвостиком махнула...
- (вместе) яичко упало и – разбилось!
- Да-а-а...
- Нну-у... Процесс пошёл! Чувствуете?
- Ещё как! Да, но – «дед плачет... баба плачет»... Как это объяснить?
- А Вы дальше! дальше! дальше! Там ведь курочка Ряба кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба, я вам новое яичко снесу...»
- Ну уж нет! Вот это уже лишнее! Сегодня это звучит оччень двусмысленно! Одно снесла, другое снесёт... С чем останемся-то?
- Так и я ж говорю: отвечает чаяниям! Известной части электората!
- Ну вот... приехали. Оставим это. Вы лучше скажите: неужели в те приснопамятные годы Вы не подвергались гонениям? Ведь наверняка Ваше творение, не будучи опубликованным легально и в полном объёме, витало в воздухе, висело на ушах, было притчей во языцех, начиная с низовых детсадистов и кончая кремлёвскими бабами и дедами? С каждым Новым Годом?
- Чего греха таить, было. Томился в психушке. Поскольку имел как-то неосторожность признаться в авторстве.
-...?!
- Ну да. В одной тёплой компании. Нашёлся стукач. Упекли. Странно только, что не стали понуждать публично отказаться от авторства. На третий день я уже был бы согласен. Но... не стали...
- Ах вот как... Ну а сейчас? Не чувствуете ли дискомфорта в контексте новых идей, в свете новых деяний и веяний, так сказать?
- Есть немного. На днях стал участником ДТП, можно сказать, жертвой: попал в автомобильную катастрофу. Да что там катастрофа! Форменный... теракт!!! Кто-то буквально под колёса моего «мерса» сунул курицу. И, представьте себе, – рябую! Нервы сдали. Сердце грохнуло. Рука дрогнула... Курица-то целёхонька – а крылышко придётся менять! И стёклышко. Лобовое... Нынче это дорого!
- Ну хорошо...
- Да что ж хорошего-то?
- Да нет, это я себе... Напоследок - традиционный вопрос: Ваши планы?
- Ну, во-первых, крыло поменять... А для того – вот... вынашиваю замысел «Колобка». И «Репки». Народ должен знать, кто истинный творец этих шедевров.
- Отчаянный Вы человек! Снова рискуете! В «Репке»-то - та же мышка! И опять же мотив маломощности... А от «Колобка» за версту прокламацией попахивает! Натуральная крамола! Последние сусеки-амбары подметаются-подскрёбываются!
- Что делать? Видимо, опять подвергнусь репрессиям... Темы-то – вечные. Я за другие не берусь. Такова, видать, натура моя... бунтарская... Но... Я готов!
1992 г.