Пётр Мосонь. Конкурс на самый графоманский стих

Лев Бондаревский
         

Воистину – идея была отличная и притом прямолинейная
как шоссе на Залешки. И сразу столько оказалось жаркого
для жарки, что не хватило печей. Шедевры!
Вот так -  вызвал все полки наёмников на общий втоптанный в грязь
плац  сразиться  беспощадно .
Я и не думал, что получу  так много брошеных в лицо
циничному провокатору перчаток. В конце концов, была – не была,
я и не Бог, и не Честь, и даже не Отчизна. Однако
отозвались сто тысяч охочих перьев. Не думал,
что в нашем краю найдётся столько пишущих. Ударить  высокопарным 
слогом готов был эскимос, пигмей и внук  зулуса Чаки.
О соседях ближних и не говорю. Польская Почта сначала
поразилась, потом забастовала по-итальянски,
и наконец решила из патриотизма считать мне присылаемое
на грузовики. На  объявленный конкурс простаков
пришла Библия, богато зарифмованная, телефонная
книга вольного города Згема а также завещание скряги,
в котором было слишком мало, чучело журавля.
Падали как мухи и не от того, что перетрудились.
Тот с изжогой, другой с дислексией, трое обернулись
солидной жёлтой бумагой. Перед лицом гордиевой проблемы
я выкинул фортель и растроИлся, -  я,
мой первородный,  и тот третий, освящённый  духом.
Мы стиснули зубы и кулаки. Тогда коснулось нас некое
естество. Коснулось и убило. И решили мы лучше
не восставать из мёртвых. С чувством исполненного долга
мы – Мессия, присудили тройную награду вечного
Гран-при. Себе. Теперь терпеливо ждём тайфуна
аплодисментов, или очередь калаша из-за угла. Один чёрт.