Говоришь, Тебя нет?
Тогда чей это след на воде?
Чей упрямый отрывистый почерк на белом листе?
Я пройду, отражаясь, по зеркалу веры, паркету
мелких волн и сомнений, стараясь не думать – а где
твердь расступится и рассмеётся в глаза мои, где
уличишь меня в тягостном непониманье предмета?
Это город детей.
Их хотел погубить Крысолов,
только Ты не позволил.
Вдали от унылости взрослой
начинается детство пленительной негой цветов –
что же злым стариком вырастает твой трудный подросток?
Этот город не страшный.
Он просто смертельно устал
от возни мародёрской в его ослеплённых кварталах.
И глаза изумлённых оттенков тускнеют, как сталь
на морозе, в себя принимая смиренье и старость.
Победила неправда.
А правда в дырявом пальто
шла по голому лесу за скудным своим интересом.
Роковую бездарность к пленительной жизни цветов
в словаре целомудренном мы называем прогрессом.