Вся калина красная из столетних снов,
Наступают белые - генерал Краснов.
У меня проделана дырочка в боку,
Видно не понравилось красное быку.
А в прицеле осени не видать удач,
Каждый убивающий сам себе палач.
Цель моей погибели вовсе не ясна,
Но рубаха белая на миру красна.
Каждому по крестику, каждому по рву,
Гимнастёрку грязную до пупа порву,
Пулями не вытравить душу и тату,
Только гибнуть холодно в собственном поту.
Над морями красными белый альбатрос,
У любой монашки есть бывший рев. матрос.
И не важно в будущем чей повесят стяг,
Нет на свете счастия на чужих костях...
***
Аты-баты - шли солдаты,
Что бедны, голодны, босы,
Может бывшая пехота,
Или, кажется, матросы...
Скользок пол, казённы тапки,
Здесь натёрто после швабры,
У стариннейшего стула,
Кто-то вырвал рёбра-жабры,
Им хотелось оттянуться,
Им хотелось чьей-то боли.
Светят грустно, бледно, куцо
Канделябры-жирандоли.
Отражаются зеркально
Ревматросы или урки,
Всё раскрасив моментально,
Под плевки и под окурки.
Настрелявшись по картинам,
Раскрошивши пару статуй,
Пролетариев аршином
Всё промерили и матом
Делово покрыли, важно
Тех, кто знатно и богато
Проживал многоэтажно.
Аты-баты - шли солдаты.
***
Я доходил до самой ручки в восточной дикости пиал,
По-женски месячны получки, а жизнь как мыльный сериал.
Пустынно кафельное солнце, а мир отчаянно жесток...
По мненью матери японцев та штучка толстая - Восток.
Уже не верю обещаньям: я - аксакал, я - старый дед,
По кровно-местному заданью спешит откопанный Джавдет.
Не виден лик под паранджёвым. На ус засохший намотай,
Что только в варежках ежовых мила Зухра и Гюльчатай.
Ислам, сюжет закручен глухо, где комиссары и ревком,
Здесь растерявшийся Петруха лежит проткнутым шашлыком...
Басмачен гад и многожёнец, жестокость в морду, бес в ребро,
Икрой откормлена таможня - даёт уже почти добро.
И за Державу так обидно, что сердцу дорог каждый мент,
Мы верим в святости ехидной - близка расплата - хеппи энд!
Герой достанет мощный кукиш, и скажет "Ну?", а после "На!"
Нас не продашь и не подкупишь! Патриотически волна
Накроет шайку медным тазом. Мы на диване - рядом мы!
Для писем Сухов точит фразы и держит сухо динамит,
И в лус пекает Верещагин, отрезок жизни скорбно мал...
И тесен мир славянской браге в восточной дикости пиал...