Уставший брёл по переулку –
Продукты, видно, нёс домой.
Он эту проклинал прогулку.
Цыганка крикнула:
– Постой!
Тот обернулся, злостно зыркнул:
– Что тебе надо стало, мать?
– Тебе хотела погадать...
Мужик в ответ презренно фыркнул.
– Ты дай мне хоть краюшку хлеба –
Я не едала так давно...
Ты ж голоден ни разу не был!
– И что с того? Мне всё равно!
Так, отвернувшись, шёл он дальше –
Цыганка всё смотрела вслед.
Провидец не потерпит фальши,
А здесь и состраданья нет.
Пришёл домой, поставил чайник,
Разрезал свой любимый торт
Не депутат, зато начальник
Зажравшихся таких же морд.
И сел за стол да чистую взял вилку
(Как делает он каждый раз).
В куске же торта вдруг увидел дырку,
А в ней моргает чей-то глаз.
Вскочил вдруг, вскрикнул, повалился
На ледяной прозрачный пол,
Но он исчез – и провалился
Мужчина, наглотавшись смол.
Кругом лишь мрак и смазанные лица,
Скулёж и чьи-то вопли, голоса...
Такое и в кошмаре не приснится –
Кошмар застыл в его блатных глазах.
Все звуки становились тише,
Затем исчезли оба уха,
Штаны тотчас прогрызли мыши,
Из носа вылетела муха,
Да вдруг включился свет в подвале,
И получеловек-полукозёл
Явился в чёрном одеянье,
Копытами ударившись о пол.
Мужчина взял мобильный телефон –
Мгновенно разрядилась батарея,
И бросил трубку с криком в угол он,
Стремительно ссыхаясь и старея.
А демон, подлетевший к потолку,
Копытом отбивал задорно ритмы,
И кто-то мужика к нему толкнул,
А тот стал вспоминать, читать молитвы.
Но вот беда – молитвы-то не те:
Начальник в Бога никогда не верил!
Смеялся демон: "Ишь чо захотел!
Тебе давно открыты ада двери!"
А черти беспрестанно прут, и прут,
И вертят беззащитного мужчину.
Ждёт демон, когда в клочья разорвут,
Чтоб весело отпраздновать кончину.
Сплясав на раскалённой сковородке,
Начальник вдруг запрыгал, заорал –
Никто его мученья не прервал,
А демон хохотал да тряс бородкой.
Потом исчез внезапно под землёй,
Рогами лишь её пробороздил.
Начальника он захватил с собой –
С чертями его в ад он утащил.
Вошла жена в пустую кухню,
Доела торта начатый кусок.
В салоне с голоду опухла –
Куда ж пропал кормилец-муженёк?