Обрастала железом послушная плоть,
Становясь боевой единицей добра.
Вечерами душа ела праздничный плод
от познания Божьего слова, и брат
во Христе по оружию, скалясь, ему
клал размашистый крест на зевающий рот.
С каждым днем он сильней становился, чему
он был рад, а отец-настоятель был горд.
Он легко фехтовал, объезжал лошадей,
отражал нападенья щитом и мечом,
не боялся ни ведьм, ни глазливых людей,
прикрывая товарища в битве плечом.
И однажды отец-настоятель вручил
ему тоненький свиток, залитый в сургуч,
и сказал ему тихо: "не медля скачи
с донесением этим в страну белых туч,
где такие, как ты, не щадя живота,
сарацин наставляют на праведный путь,
умирая за веру. С молитвой в устах
стань орудием Божьим, клинком его будь!"
Осеняя себя троеперстным крестом,
он собрался в дорогу, коня напоил,
спрятал свиток в подсумок, простился с отцом,
помолился за павших у свежих могил,
а потом - ускакал...
Он вернулся назад
через год, как старик, совершенно седым,
и клубились в его сумасшедших глазах
то ль дорожная пыль, то ль пожарища дым.
Он подъехал и спешился, храмовый зверь,
охраняющий вход, отвернулся. Ногой
распахнул он железом обитую дверь
и шагнул в темноту, как шагают в огонь,
примеряя бессмертия плащ на себе.
Улыбаясь ему, настоятель сошёл
по высоким ступеням, как ангел с небес,
и, отбросив небрежно струящийся шёлк
белоснежной одежды, его приобнял.
Что-то спало с него, словно некая тень.
- извините, отец, и простите меня:
я не смог убивать стариков и детей...