Двадцать лет свободы - это много?
Двадцать лет свободы – это мало?
Двадцать лет на свете без народа
Редкого, советского закала.
Нас не одолели оккупанты,
О Победе пели мы без фальши,
И горели кумачи и банты
Трижды в год на всенародном марше.
Мы, не глядя, шли к единой цели,
Личное презрев стране во благо.
Мы стремились, верили, хотели,
Жались в тесноте универмагов.
Пусть детей мы не кормили вдоволь,
С рек молочных не снимали пенки -
Пушкин, Лермонтов, Толстой и Гоголь
Корешками книг вросли нам в “стенки”.
Мы не знали, что такое памперс,
Был в “Березках” далеко не каждый,
Странные слова – анчоус, каперс
Представлялись чем-то очень важным.
Мы сминали гильзы “Беломора”
Презирая слабость дыма с фильтром,
Разжигали кухонные споры
Литрами разбавленного спирта.
Свадьбы с самоваром и гармошкой
Отмечали целую неделю,
И подростков гнали на картошку
Постигать основы земледелья.
И гордились матери сынами.
Долг и Честь, Любовь к своей Отчизне –
На Даманском и в Афганистане
Были для солдат дороже жизни.
Хоть не каждый год Олимпиада,
И смешил с экранов дряхлый Брежнев,
Пели мы - другой страны не надо,
Здесь так много веры и надежды!
Строили, пускали, возводили,
Перевыполняли цифры планов,
На Кузбассе, БАМе и на ЗИЛе,
И, конечно, в дружественных странах.
Ждали мы – вот-вот наступит завтра,
В каждом жил тогда еще мечтатель:
Всем квартира, дача, даже Авто…
- Авторучку обронил, приятель!
Я проснулся на Тверском бульваре.
На скамейке записная книжка.
Рядом что-то шпарит на гитаре
С виду молодой еще парнишка,
Только седина пробила челку,
И худой, как жертва перестройки,
На земле – с купюрами бейсболка.
- Врёт шестая, требует настройки.
- Музыкант? – спросил меня он строго.
- Нет, как ты - такой же самоучка.
Я шестую подтянул немного
И оставил парню авторучку.