Звучит набат. Звук льется через площадь. Он печален.
Горит земля. И факелы сверкают ярче дня.
Глас «истины» сквозь стоны проникает.
Зовет к себе. И ужасом лихим храня,
В себе несет он смуту. Смерть витает.
Священник, гласом божеским храним,
Во славу Бога и поддержку Рая,
Мечтами низкими гоним, вопит на площади,
Грехами поедаем. И роем «птицы» пролетая,
Пророчат истины венец. И мир отсель необитаем.
Палач стоит, понурив взор. Он – человек,
А значит управляем. Всеми ветрами он гоним,
И кроме правды папской истины не знает.
Он одинок, он лжив, строптив,
Он вечен для себя и «стаи».
Толпа беснует и кричит. Нет жизни преданному Аду.
И лишь она одна сидит. И на коленях молит Бога.
Чтоб он простил их всех вокруг, открыл убогим грусть и правду,
Чтоб он их всех всегда хранил от отчуждения и строго
Не поступал, оберегал; и не карал обидчиков сурово.
Бьет барабан. Палач ведет ее к столбу, венцу всей жизни.
В крови погост, он черен, и в золе уклон.
Он восгласит о горькой тризне.
Бьет барабан. В глазах туман. Сильней горит в руках злой факел.
И столб позорный, и она слились в одно. Нет никого вокруг – одна она у плахи.
С позором митру водрузив, еретиком ее прозвали.
Лишь ангел дивный Михаил на небе на нее взирает.
Жизнь утекла. Незведанные дали
Манят к себе. Душа к ним улетает.
Надежды искупления храня…
Огонь горит. Священник приговор читает.
Лишь крест в руке. Он не горит.
Он вместе с жизнью исчезает.
«О, Иисус»,- она кричит.
Огонь вокруг сильней пылает…