Ругань стражи и плач женщин стихли, тишину подвала нарушал только стук ложек. Люди ели, не смотря на то, что арена ждала их уже завтра. Нуб взял свою порцию, отсел в угол, чтоб не слышать как Суламита уговаривает молодых женщин отречься, напоминая им о детях. Старик с бельмом на глазу словно никого не видел и не слышал вокруг, бормотал что-то себе под нос, тер поясницу, кутался в грязные лохмотья и кряхтел. Миски у него не было. Нуб пошел к двери, нашел нетронутую порцию, поставил перед стариком, потряс его за плечо:
- Ешь, грек.
Старик вытаращился на него здоровым глазом, потом коротко рассмеялся:
- Зачем? Для львов пожирее быть? Считаешь, не позарятся на мои кости? Так до завтра откормиться не успею.
- Чтоб не волокли. Чтоб выйти как мужчина. Меня зовут Нуб. А тебя?
- Лонгин.
- Сотник Лонгин?!
- Да.
- Но говорили, Лонгина убили в Каппадокии шесть лет назад...
- Люди много говорят.
Нуб невольно дотронулся до его руки. Лонгин скрипуче усмехнулся:
- Думаешь, ты бредишь? Или я лемур*? - он послюнявил палец, повозил им по полу и начертил крест на стене. - Видишь? Я долго от них бегал. Но, похоже, пора.
- Отрекись. Ты же был там, твоему слову верят. Отрекись, выйди и проповедуй. Он поймет.
- Кто поймет? - сотник поскреб щетину и крякунв от усилия стер крест с камня. - Я всё сделал что смог. Силы уже не те, зрение всё хуже. Нееет. Пора заканчивать с беготнёй.
- Но... ты должен. Должен свидетельствовать как он воскрес.
- Он не воскресал.
Нуб сжал кулаки:
- Я тоже там был. Под крестом. И я вспомнил тебя теперь. Это бельмо... Ты ткнул Его копьём. Так ты не был у гроба? Не был в той дюжине? Врал, чтоб наши кормили даром?
- Был, - в голосе старика не было ни протеста, ни возмущения, - был и всё видел. На собственной шкуре почувствовал это... воскресенье. Ухо правое с тех пор не слышит. Сидели в кости играли, ждали смену. Потом грохот. Свет. Всех ударило, разметало. Очнулся на земле, проморгался, руки-ноги целы, встал. Камень отвален, смена вокруг бегает, все орут, врачи эти тут же, которые приходили - интересно им было...
- Не понимаю. Сам же говоришь...
- Ангелы, да? Ты много ангелов видел, раб? Я - ни одного. А вот гарь на камне видел. И трещины. И следы глубокие, дальше, там, куда блевать отходил. Поплохело мне после этих ангелов. Глубокие следы, словно двое третьего волокли. Я по ним пошел. До следов копыт. Вполне себе лошадиные следы, не ангельские. Разве что тело кентавры воровали, а не ученики.
Нубиец отвернулся, сжал голову руками, застонал, потом рванулся к бельмоглазому, схватил за хитон, поворачивая к себе:
- Ты лжешь! Почему ты сидишь здесь вместо того, чтоб рассказать это ИМ и выйти?!
- Серой пахло, - спокойно ответил Лонгин. - И ещё чем-то, таким... - голос стал глухим, сотник смотрел в стену. - Нам бы такое на вооружение, мы бы этих гадов... сколько бы парней выжило... жреческие штучки, - он сплюнул, - наподобии неугасимых светильников и всей этой чуши, что простакам в храмах показывают. Я много где был. Ещё до Иудеи. Врывались мы и в храмы, видели с парнями все эти трубки и хитрые приспособы. То горит, то кровь пьет, то замироточит, боги, да... - он засмеялся так же глухо и зашелся кашлем, задыхаясь. - Вот это вот в каменоломнях заработал, пока таких как ты сторожил. Не одни рабы там... пыль. Проклятая пыль повсюду.
Нуб разжал руки, выпуская грязную ткань хитона:
- Почему ты здесь, если ты в него не веришь?
- Я же говорю - каменоломни. Войны. Резня. И твои ноги.
Нубиец опустил глаза и посмотрел на свои шрамы, словно видел их впервые, начиная понимать.
- Это надо изменить. Сделать хоть что-то. Он хорошо говорил, правильно. Сам в это верил. И я верю в то, что он говорил. Какая разница, был ли он богом, если он правильно говорил?
- Никакой. И ты готов за это умереть, как он?
- Да, - сотник посмотрел на притихших в углу женщин, - а они вот зря. Пожрать бы напоследок от пуза, а, раб? Баранины хочется... - и заржал, - точно пора - раньше бы бабу перед смертью попросил...
- Я бы тоже от баранины не отказался, - улыбнулся Нуб. - Ешь, сотник. Завтра мы должны идти на арену на своих двоих.
Старик покивал и взял ложку.
*Лемур - у римлян - привидение, призрак злого человека, не нашедшего покоя в загробном царстве.