Мои
пальцы
стали
усталыми
клавишами
изношенного
старого
фортепьяно
звучащего
гаммами в
пустом классе
сольфеджио
где кроме скучающего
ночного сторожа
никого нет.
А за окошком
падает снег.
Опять февраль. Опять дорога.
У пешеходного перехода
стоит человек заметаемый хлопьями снега,
на кромке тротуара с пакетом молока,
с отломленным по краю, батоном белого хлеба.
Стоит, чуть покачиваясь на поребрике
смотрит на дорогу. Не похожий на пешехода
скорее на путника, который подошел к реке,
и в ожидании парома или парохода
любуется плавным ее течением невдалеке.
И, кажется, не замечает ни людей, ни снег.
Стоит прижимая к груди пакет молока и хлеб,
и все не идет на зеленый сигнал светофора.
А вокруг все идет своим чередом, шум, гам,
снуют машины, неоновый свет из витрин льется,
рисуя в красках движений танец спешащих людей
под звуки минорных гамм…
А снегу неймется, взлетает и падает -
Красный, желтый, зеленый…
Тот же февраль. Та же дорога.
Темное небо. Улица . Неоновый свет.
У пешеходного перехода - та же картина
только человека с хлебом и молоком - нет.
На придорожный куст шиповника
Слетела синица.
Клюнула замерзшую ягоду и улетела.
Красный, желтый, зеленый…
Фото.
Размазанная на черном фоне вечернего города
жизнь застывает пикселями стоп кадра.
А над городом, если поднять голову
можно увидеть картину -
Высоко, далеко, как планета вращаясь
парит человек
прижимая к груди пакет молока и хлеб…
Молоко разливается, струится течением,
льется, как сотнями лет, каплями света
новой вселенной, и под звуки минорных гамм
рассыпается по крупицам среди звезд - хлеб.
А на ладони - синица.
(вместо жилки
на своем виске
коснуться бы пальцем
пульса времени
в еще не заросшем родничке
на макушке сына)
…кто - то безумно богатый ночью летал над городом
оставляя после себя еле видимый след
не серебро, и не золото – крошками белый хлеб.
*
Мои руки устали от пальцев моих
они так бессмысленно влюбчивы в жизнь.
***