Ты всё просишь Отче в той голубой церквушке,
Чтобы небо в окне пробуждало тебя от жара;
Я, как прежде, гощу в белёсой, прохладной двушке –
Время друг к другу многих пересажало.
Лето почти засыпает на раскладушке,
Треплет у тюля складки осиным жалом.
Что о смиренье, то вот оно, не иначе:
Мерно заканчивать то, что другой не начал,
Всё, что вынашивал – скверы, подвалы, дачи –
Мягко сложить в архив и не обесточить;
И когда «тобi довго зовсiм не бачишь» -
Лишь скучаешь без многоточий.
И пока ты просил, пропадал, забывал, лелеял,
Я внимала, читала списки, крала аллеи,
Переулки, бульвары, запахи книг, пшена;
Почему в телефонных трубках так корчится тишина,
Когда голос не узнается - так грубо склеян -
Оттого, что чудовищно повзрослели?
Ты живи как жил: слушай дверное клацанье,
Видь бессонницу, хмурься. Вдруг смутно припомнишь,как
Снег доживал свой миг на истертом лацкане,
А фонарь свой луч опускал на донышко:
Расстояние в пару месяцев – это братское
Ожидание вслух «А можно остаться мне?»
Оставайся. Прощаясь, отдам тебе небо в кружке,
Каплю конкретики, стрелки, что дали сбой -
Видишь, всего лишь так, отдаю игрушки.
Ты один как воин, устало вершивший бой.
Я попрошу у Отче в той голубой церквушке,
Чтобы изредка, но приглядывал за тобой.