Силлогизм. 12 тетрадь. 2008-2010

Игорь Бурдонов
2008



СИЛЛОГИЗМ

В индийской логической школе ньяя силлогизм имеет пятичленную структуру (у Аристотеля - три члена). Конечно, привязка стихотворений к членам сиилогизма ньяя более, чем условна. Но зато она создаёт дополнительный ассоциативный ряд (гора-человек, огонь-смерть, дым-жизнь).



Когда по-вашему расцвет небытия?
(суждение: гора в огне)

Когда по-вашему расцвет небытия?
Нет, не тогда, когда природы увяданье,
И не когда всей жизни угасанье
Холодной ослепительной зимой.

То только сон, он кончится весной,
Когда задышат листья на ветру.
Приходит смерть обычно поутру
С внезапностью проклюнувшихся почек.

И мир сожмётся в маленькую точку
Сверхновую на синеве небес.
А в новой пустоте сейчас и здесь
Проснётся кто-то вдруг вместо тебя,

Не прерывая сон небытия.







С зелёных ветвей осыпается снег
(основание: потому что гора дымится)

С зелёных ветвей осыпается снег на тёмную землю тропы.
У ворот монастырских стоит человек, не решается войти.
Старые птицы сидят на воротах, у старых птиц глупые сердца.
Я такое же хочу!
Порывшись в дорожной сумке, находит лепёшку.
Птицы смотрят круглым глазом.
Подобрав крошки, взлетают, кричат презрительно и скрываются в тумане.
Не колышется туман, устилающий долину.
Дорогу, по которой он пришёл снизу, будто обрезало.
Скрипят дверные петли.
Двор монастырский мох устилает.
Седой как стены, в морщинах-трещинах, с расшатанными зубами камней.
Монах в тёмно-серой рясе деловито проходит мимо, плечи согнув, не повернув головы.
Он дал обет: не замечать людей.
За седыми стенами тепло, сытый огонь лижет лениво сырое полено.
Встречающий монах всё кланяется и приглашает жестами, пытаясь что-то сказать.
Руками, плечами, ушами и носом, и даже волнением тёмно-коричневой рясы.
Он дал обет: не говорить с людьми.
В трапезной тихо-пустынно, неурочное время.
Для путника находится миска с остывшим рисом.
Повар-монах всё говорит и говорит.
Расспрашивает о том, что за дорога у путника, рассказывает о том, какой день сегодня.
И просит прощения за остывший рис.
И смотрит себе на колени, укрытые тёмно-зелёной рясой.
Он дал обет: не глядеть на людей.
Проснувшись в пустоте полутёмной кельи, путник раглядывает кругление низких сводов.
Утром его принимает сам настоятель.
Обнимает за плечи, усаживает в кресла, вино наливает.
И курит сигару, огромно-волосатую, как его живот.
Который он громко скребёт, запустив руку под цветастую рубаху.
И весело смеётся своим же собственным анекдотам, неприличным сверх меры.
У него самый трудный обет: никогда не молиться Богу.
Только тогда, покраснев и смущаясь, понимает путник, сколь слаба ещё его вера.
Покидая монастырь, он делится с птицами последней лепёшкой.
И уходит вниз по дороге, которую будто обрезало.
Скрывается в тумане, который не колышется.







Отчего белеют травы?
(общее суждение с примером:
нет дыма без огня, как в очаге)

Отчего белеют травы?
Отчего вода темнеет?
И куда бегут так быстро
Крошечные человечки,
Что несут над головами
Листья клёна, листья дуба?

Лишь когда утихнет ветер,
Успокоятся как-будто.
Только вздрогнет лист кленовый,
Покачнётся лист дубовый,
И ещё чернее станет
Почерневшая вода.

Отчего белеют травы?
Отчего звенят подошвы?
Где нашёл колючки ветер?
- Не рассказывай мне сказки:
Это просто скоро осень
Познакомится с зимой.

Ну, конечно, дорогая,
Ты права: всего лишь осень.
Ты устала, дорогая,
Я возьму твой лист кленовый.
Нам осталось жить недолго,
Донесу уж как-нибудь...









Что ждёшь, Саагун?
(применение: но гора в дыму)

Кто здесь, у окна? --- Кто смотрит в снежную мглу?
Здесь только я, Саагун, --- Здесь я, Саагун,
И летящий снег. --- И больше нет никого.

Кто ты, Саагун? --- Что значит имя твоё?
Смотрящий в снежную мглу --- Здесь я, Саагун,
В ожидании. --- И больше нет никого.

Что ждёшь, Саагун? --- Что видишь ты в снежной мгле?
Того, кто придёт из мглы. --- Я вижу тебя.
Но там только снег! --- И больше нет никого.
Да, там только снег и ты. --- Здесь я, Саагун.
 

Этот сдвоенный 10-строчный японский сонет построен по формуле:
5+7, 7+5, 5+7 – 5+7, 7+5, 5+7 – 5+7, 7+5, 5+7, 7+5







Я теперь не пишу о смерти
(вывод: следовательно, гора в огне)

Я теперь не пишу о смерти,
Я теперь не пишу о любви.
Я пишу о дожде за дверью,
Я пишу о Луне в окне.

Смерть в моем поселилась доме:
Пьет мое пиво
И смотрит мой телевизор.
А любовь за моей спиной
Положила мне руки на плечи,
Что-то шепчет мне тихо в ухо.

Я бы вышел за дверь,
Но там дождь, дождь..
Я бы выбил окно,
Но там ночь, ночь...











2007 год











Зимой умереть,
Чтобы в разгаре лета
Падал снег, снег, снег

9 марта 2008 года









Господин Индеман


Господин Индеман выходит из здания
Цвета цветной капусты.
Он намедни вернулся из Дании
И увидел, что в доме пусто.

Господин Индеман ид;т по тропинке,
Запорошенной свежим снежком.
Как иголки мелькают его ботинки,
Оставляя стежок за стежком.

Господин Индеман отворяет калитку,
Калитка скрипит как скрипка.
В машине, похожей на домик улитки,
Он едет исправить ошибку.

Господин Индеман заправляет бензин
И смотрит на карту мира.
Он ищет на карте такой магазин,
Чтоб не было пусто в квартире.

Рассеян за облаком солнечный свет,
Колышется зимний туман.
И тихую песню о том, чего нет
По;т господин Индеман.

10 марта 2008 года









Уже полна стихами


Уже полна стихами
бер;зовая роща.
Органные дубы
звенели тишиной.

И мокрая тропа,
на солнце согреваясь,
парила и дрожала
на земл;й.

Траву косили -
запах сумасшедший
пришли послушать
люди издал;ка.

И я, не выдержав
положенного срока,
как будто умер
и родился
в тот же час.

Из мятых трав
уставились на нас
ни разу не моргнувшие
цветы.

И с яблони
слетали лепестки
и рисовали
небо на земле.

18 мая 2008 года











Стихи вместе с акварелями, тоже написанными в Китае, можно посмотреть здесь:
http://burdonov.ru/GALLERY/CHINA_2008/Pics/menu.html

Слайд-шоу с этими стихами, акварелями, фотографиями и музыкой можно посмотреть здесь:
http://burdonov.ru/GALLERY/CHINA_2008/LongRiver/titul.html



ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В КИТАЕ



В пятнадцатый день восьмой Луны, в полнолуние китайцы отмечают праздник середины осени – Чжунцюцзе (;;;). Полагается любоваться Луной, а ещё лучше – её отражением в воде, и искать в нём лунного зайца – юэ ту (;;).

Этот заяц толчёт в ступе кору коричного дерева, приготовляя эликсир бессмертия для Чан Э, жены легендарного стрелка И. Когда-то на небе было десять солнц и они иссушали землю. Стрелок И сбил из своего лука девять из десяти солнц, совершил много других подвигов и богиня запада Сиванму подарила ему и его жене эликсир бессмертия. Но Чан Э, обманув мужа, выпила напиток одна и вознеслась на Луну, превратившись в небесную богиню, но в облике жабы. По другой версии, Чан Э была вынуждена это сделать, чтобы эликсир не достался Пэн-мэну – одному из учеников стрелка И, угрожавшему ей мечом. В этой версии Чан Э осталась столь же прекрасной, а жаба вместе с зайцем была просто её спутницей.

В этом году праздник пришёлся на 15-ое сентября, третий день нашего путешествия по Китаю, когда мы были в Пекине. Пекин по-китайски произносится как –Бэй-цзин, что в переводе на русский язык означает "северная столица". Нашим гидом в Пекине была молодая женщина, родом из Харбина, аспирантка Академии общественных наук. Её звали Нань Цин, а ещё она взяла себе русское имя Люба, а нам придумала китайские имена. Люба подарила нам коробку лунных пряников – юэ бин (;;), которые полагается есть в день Чжунцюцзе. Но в ночь с 14-е на 15-е небо заволокло тучами, и Луна скрылась за ними. Мы даже попали под дождь на улицах столицы.

А ещё Люба рассказывала нам про девятого сына дракона, которого зовут Пичу. Он питается золотом и серебром, и у него нет ануса, поэтому всё остаётся внутри. А это сулит его владельцу богатство и удачу. Но для этого нефритовую статуэтку Пичу нужно приучить к себе, и обязательно промыть глаза дождевой водой или снегом. Тогда он открывает глаза.

Наутро тучи разошлись, рассвет был ясным, и солнце сияло. По "Книге Перемен" огонь над водой – огонь после воды – даёт гексаграмму Вэй Цзи, что значит "Ещё не конец". Эта гексаграмма в расположении по Вэнь-вану идёт после гексаграммы Цзи Цзи – "Уже конец" и оказывается последней, то есть инициирующей новый круг мировых перемен.

Наслушавшись и насмотревшись всего этого, я написал стихотворение, которое называется



ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ВОСЬМОЙ ЛУНЫ


Над столицею северной
в тучах укрылась Луна.
Только свет её виден,
сама же она не видна.

Это месяц восьмой,
и пятнадцатый день наступил.
Лунный пряник жую,
чай я тоже себе заварил.

Только лунного зайца
найти не могу я нигде.
Нет на небе его,
нет его и в озёрной воде.

Над столицею северной
ходит кругами гроза.
У дракона девятого
дождь открывает глаза.

Только я уж не верю
в богатство, что он принесёт.
Всё, что было, уплыло,
и нищим кончается год.

Над столицей вода,
над водою огонь и рассвет.
По гаданью выходит:
ещё не конец. Ещё нет.





После Пекина мы отправились в западную столицу – знаменитую Чанань. Теперь она называется Сиань. Как раз там в прошлом веке откопали терракотовое войско императора Цинь ши хуан-ди.

А на следующий день мы уже были в Чунцине, где, как говорят, самые красивые девушки Китая. Отсюда мы должны были отплыть на теплоходе по реке Янцзы. Кстати, сами китайцы называют эту реку Чанцзян –длинная река. И только ниже города Янчжоу, который известен с III тыс. до н. э. как Янцзы, река получает название Янцзыцзян – "река города Янцзы" или голубая река.

Вечером первого дня наш гид, тоже молодая женщина с русским именем Наташа, сказала, что группа туристов из Тайваня заказала экскурсию к город Байдичэн, и, если мы хотим, мы можем присоединиться к ним, заплатив по 200 юаней. Мы согласились и рано утром сошли с теплохода и отправились в город. В китайских школах ученики учат наизусть стихотворение Ли Бо, которое называется "РАНО УТРОМ ВЫЕЗЖАЮ ИЗ ГОРОДА БАЙДИЧЭН". В переводе Гитовича оно звучит так:

Я  покинул Боди,        что стоит средь цветных облаков,
Проплывем  по реке мы   до вечера тысячу ли.
Не успел отзвучать еще  крик обезьян с берегов —
А уж челн миновал       сотни  гор, что темнели вдали.


Эти строки выбиты на гранитной плите, а рядом ещё две плиты. На одной – стихи любимого китайцами премьер-министра Чжоу энь-лая, а на другой – затейливый рисунок письма в травяном стиле. Наташа сказала: "Угадайте, кто это написал? Ну, конечно, это Мао цзе-дун, только он мог писать этим стилем".

На теплоходе мне удалось выкроить пару часов, чтобы нарисовать несколько акварелей. Они все получились монохромные и размытые, потому что утром на Янцзыбыл туман, в котором таяли горы и краски, и даже солнце походило бледную луну. Там, на теплоходе я познакомился с китайским художником Ху Ши Ронгом из Чунцина. Я удивился, когда он сразу узнал на моих расплывчатых акварелях холм Байдичэна над длинной рекой. У него самого была картина, написанная, наверное, в более солнечную погоду: там над белым туманом реки поднимаются цветные горы и город. Я купил эту картину за 300 юаней, а ещё одну картину – в традиционном жанре бамбука – художник мне подарил.

Так я написал своё второе стихотворение в этом путешествии по Китаю. Оно называется



БАЙДИЧЭН


Над длинной рекой туман.
То ли был, то ли нет Байдичэн.
Только чудится крик обезьян.
Корабельный кричит ревун.

Видел строки, что Мао Цзе-дун
Начертал травяным письмом
На гранитной стене о том,
Что и он покидал Байдичэн.

Облаков пятицветных нет.
Я не трогаю красок цвет –
Разливается бледная тушь.
Как узнал благородный муж
На картине моей Байдичэн?

Удаляюсь от тёмных стен.
Охватила внезапно грусть:
Что покинул? Куда вернусь?

Удаляюсь от тёмных скал.
Что я в городе том искал?
Что нашёл я и что потерял?

Удаляюсь от тёмных гор.
Будет время туманить взор.
Будет память рождать обман.

А над длинной рекой туман,
Где-то там, где-то там Байдичэн.




Наше путешествие по длинной реке закончилось в городе Ичан. Здесь строят гигантскую, двухкилометровую плотину. В 2009 году она будет введена в строй, и тогда, увы, самые знаменитые три ущелья на реке Янцзы окажутся затопленными. Предполагается, что плотина положит конец разрушительным наводнениям, с которыми китайцы борются на протяжении всей своей многотысячелетней истории, начиная с Усмирителя Вод – Великого Юя (;;, d; y;), основателя первой династии Ся (;;, xi; ch;o: 2070-1600 гг. до н.э.). Размах и мощь плотины поражают воображение. Но в то утро опять стоял густой туман, Янцзы вообще не было видно, и плотина уходил в никуда и таяла через несколько сот метров.

Наш гид Наташа подошла ко мне и сказала: "На том берегу, как раз там, куда уходит плотина, находятся родные места Цюй Юаня." Цюй Юань (Цюй Пин, 340-278 гг. до н.э.) – первый известный нам по имени великий китайский поэт. Родом из царства Чу, Цюй Юань жил в эпоху Чжаньго – "Сражающихся царств". Ему суждено было пережить печальный период падения династии и господства бездарности на престоле Чуского государства.

Сыма Цянь (145-? гг. до н.э.) писал в Ши цзин – "Исторических записках": "Цюй Юань писал стихи, с помощью которых надеялся исправить зло." До нас дошли его произведения "Плач о столице Ин", "Вопросы к Небу", "Призывание души", а также знаменитая поэма "Ли Сао" – "Скорбь изгнанника", которую можно прочитать в переводе Анны Ахматовой.

Игорь Самойлович Лисевич приводит версию, согласно которой поэма "Ли Сао" — воспроизведение видений ритуального трансового путешествия в потусторонний мир, аналогичного путешествиям шамана или оракула (возможно, с использованием психотропных препаратов). Этим можно объяснять как значительное число фантастических образов, так и то, что Цюй Юань сообщает свое имя и имена предков не в конце, как обычно, а в начале произведения, как бы представляясь перед тем, как войти в мир духов.

Цюй Юань пережил одиночество, непонимание и изгнание. Жизнь поэта закончилась трагически. Согласно Сыма Цяню, его последнее произведение – ода "С камнем в объятиях". Написав это стихотворение, Цюй Юань обнял камень и бросился в воды реки Сяншуй (иначе, Мило). С конца эпохи Хань день смерти поэта отмечают гонками на драконовых лодках по водам Чанцзян.

Так я написал свое третье стихотворение в Китае. Оно называется



ПЛОТИНА У ГОРОДА ИЧАН


За спиной моей город Ичан.
Под ногами клубится туман.
Утонула в тумане Чанцзян.

Словно движется Юй-великан,
Уплывает плотина в туман.
Словно мост через длинное небо.
Словно путь через длинное время.
Словно кто-то зовёт меня в серую мглу.

Там, на другом берегу
С камнем в объятиях тень Цюй Юаня.
Песня печальная тает в тумане.

Жаль, перебраться на берег другой,
Нет, не пускает меня часовой.

То выше, то ниже колышет туман.
Медленно-медленно дышит Чанцзян.

13-28 сентября 2008 года



Стихи вместе с акварелями, тоже написанными в Китае, можно посмотреть здесь:
http://burdonov.ru/GALLERY/CHINA_2008/Pics/menu.html

Слайд-шоу с этими стихами, акварелями, фотографиями и музыкой можно посмотреть здесь:
http://burdonov.ru/GALLERY/CHINA_2008/LongRiver/titul.html








Бесснежная зима


Бесснежная зима.
Зеленая трава
      ждет снега.
Снега ждут деревья.
Недвижимые ветви,
      лишившиеся крыльев,
не чуят ветер.
Ветер
      уныл и однозвучен.
Я был научен
      не любить
зимы бесснежной
      неочарованье.
Когда не радости -
      хотя бы состраданья -
душа в природе
      не находит.
Как медленно
      переставляет ноги
старик, бредущий
      вымершей дорогой.
И будущего снега
      веселая поземка
и неуместна,
      и не весела.


2 декабря 2008 года











ШЕСТЬ МЕЛОДИЙ ДЛЯ ШЭНА

(шесть недостающих песен "Ши цзин" - "Книги песен")

ШЕСТЬ МЕЛОДИЙ ДЛЯ ШЭНА


 

Когда китайскую классическую поэзию сравнивают с деревом в полном цвету и плодах, особенно в пору ее расцвета, в эпоху Тан, когда творили Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэй, Бо Цзюй-и и многие-многие другие замечательные поэты, то при этом непременно добавляют, что корни этого прекрасного дерева – в поэзии древней Книги Песен. По-китайски она называется "Ши цзин". Более точно, это Канон Песен, потому что иероглиф цзин обозначает не любую книгу, а ту, что стала каноном в своем жанре.

Книга Песен создана безымянными творцами в 11–6 вв. до н.э., хотя в ней, по-видимому, встречаются и более древние тексты. Согласно традиции, Книгу Песен составил сам Конфуций. Чтобы Вы могли увидеть, как Конфуций оценивал "Ши цзин", я приведу три цитаты из "Лунь Юя" – "Беседы и суждения" Конфуция.

17-ая глава, 9-ый параграф: Учитель сказал: "Молодые люди, почему вы не изучаете "Ши цзин"? "Ши цзин" может вдохновить, расширить кругозор, сблизить с другими людьми, научить, как сдерживать свое недовольство. [Из него узнаешь], как надо дома служить отцу, а вне дома – государю, а также названия животных, птиц, трав и деревьев".

13-ая глава, 5-ый параграф: Учитель сказал: "Хотя он и прочитал триста стихотворений "Ши цзин", если ему передать [дела] управления государством, он не справится с ними. Если его послать в соседние страны, он не сможет самостоятельно отвечать на вопросы. Какая польза от того, что он столько прочитал?"
Казалось бы, эти два суждения противоречат друг другу, но это противоречие вполне разрешается в третьем суждении:

2-ая глава, 2-ой параграф: Учитель сказал: "Если выразить одной фразой смысл трехсот стихов "Ши цзин", то можно сказать, что в них нет порочных мыслей".

300 – столько стихотворений Конфуций отобрал из 3-х тысяч известных в его время. 300 – это округленное число. На самом деле их 305 или 311 – смотря как считать. Дело в том, что в дошедшем до нас тексте 6 песен имеют только названия – каждое из двух иероглифов, и приписку о том, что это мелодия для шэна.

Шэн – это очень древний музыкальный инструмент, сохранившийся и до нашего времени. Он состоит из резонатора, который раньше делали из тыквы, бамбуковых трубок и медных язычков. В начале XIX века этот инструмент послужил прототипом для изобретения фисгармонии и аккордеона.

Мне захотелось написать эти недостающие 6 песен "Ши цзин". Как оказалось, я был не первый, кто поставил себе такую странную задачу. Первым и, насколько я смог узнать, до меня единственным был некто Шу Си. Этот человек жил в эпоху Западная Цзинь во второй половине третьего века нашей эры; это сразу после знаменитой эпохи Троецарствия, описанной в одноименном классическом романе Ло Гуань-чжуна. Шу Си был тем, кого по-китайски называли вэньжэньхуа: ученый, литератор, чиновник – стандартное сочетание для китайцев. Мы знаем о нем не очень много.

В книге "Цзинь шу" – "История государства Западная Цзинь" есть 51-ая глава, которая содержит жизнеописание Шу Си. В частности, там написано, что он входил в группу ученых, возглавлявшихся Сюнь Сюем, которая впервые изучала и упорядочивала знаменитые древнекитайские тексты, которые были написаны на бамбуковых планках и обнаружены не то в 279-ом, не то в 281-ом году, когда грабители вскрыли гробницу одного из правителей восточночжоуского царства Вэй, умершего в 3-ем веке до н.э.: не то Сян-вана, не то Ань-ли-вана. Этих бамбуковых планок было несколько десятков повозок. Там были "Го Юй" – "Речи царств", "И Цзин" – "Книга Перемен", и много других, в том числе уже утерянных к нашему времени. Один из этих текстов, ранее неизвестный, получил называние "Бамбуковых анналов". Недавно он издан в переводе на русский язык.

Про Шу Си говорят, что он был не лишен юмора. Мне удалось найти работу Дэвида Кнехтгеса из Вашингтонского университета, которая называется "ПОСТЕПЕННОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ В ЦАРСТВО НАСЛАЖДЕНИЯ: ЕДА И НАПИТКИ В РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОМ КИТАЕ". И вот там я обнаружил наполовину пересказ, наполовину выдержки из поэмы Шу Си, которая называется "РАПСОДИЯ О МАКАРОННЫХ ИЗДЕЛИЯХ". Это красочный поэтический рассказ о том, как готовят и едят пельмени и клецки, родиной которых, как известно, является Китай.

6 стихотворений, которые Шу Си написал, восполняя "Ши цзин", дошли до нашего времени, но мне не удалось найти их переводов на русский или хотя бы английский языки. Я пытался понять их с помощью словаря, но удалось уловить только самый общий смысл, и то не до конца. Вообще-то я это делал уже после того, как написал свой вариант, чтобы не поддаваться влиянию.

Сочинение подобных стихотворений очень отличается от написания обычных стихов. Мне кажется, это даже больше похоже на работу ученого, историка и текстолога, или переводчика, хотя я никогда переводами не занимался. Но и тут странность: ведь оригинала-то, с которого надо переводить, нет. Нужно было написать такие стихи, которые могли бы быть написаны 3 тысячи лет назад. Точнее, поскольку я пишу по-русски, а "Ши цзин" написан по-китайски, мои стихи должны были выглядеть как русские переводы китайских стихов, утерянных 3 тысячи лет назад.

Прежде всего, нужно было, как писали про Шу Си, "проникнуться духом этой поэзии".

Во-вторых, приходилось довольно сильно ограничивать себя в словарном запасе: а было ли в эпоху Чжоу, тем более, еще раньше, в эпоху Шан, то или иное слово? Конечно, это касалось не столько самих слов, сколько значений слов, тех реалий, вещей, ситуаций, которые словами выражаются. Чтобы написать такие стихи, нужно было хоть как-то изучить ту эпоху китайской древности, чтобы не наделать совсем уж неприличных ляпов, типа "развесистой клюквы".

Наконец, я старался следовать чисто формальным особенностям поэзии Книги Песен. Прежде всего, это рифма. Я, честно говоря, не очень люблю сплошь зарифмованные стихи. Мне больше нравится, когда рифма появляется изредка, что дает больший поэтический эффект, или когда она звучит периодически, как бы рефреном. Еще Маяковский жаловался, что в русской поэзии почти все рифмы уже испробованы, правда, сам умел иногда находить рифмы необычайные. Но тут мне пришлось рифмовать. "Ши цзин" уникален тем, что его стихи оснащены рифмой на тысячу лет раньше любого другого памятника мировой поэзии. Более того, это не случайно вкрапленная в текст рифма, а строгая система рифм, неразрывно связанная с архитектоникой строки и всего стихотворения. Эти рифмы в наше время восстановлены, об этом позаботились еще ханьские ученые во 2-ом веке до н.э., когда звучание иероглифов не сильно отличалось от древнего. Сегодня мы уже не знаем, как эти иероглифы звучали, поэтому, зная рифмы, мы не знаем ритмический рисунок стихов. Известно лишь, что это была вовсе не примитивная, а очень правильная, подчас сложная и строго выдержанная ритмика.

Китайский иероглиф звучит, как правило, как один слог, но соответствует целому слову или даже словосочетанию в русском, да и вообще, европейском языке. Стих "Ши цзина" – это, как правило, 4 иероглифа. Мне показалось, что лучше всего этому соответствуют четыре стопы силлаботоники. Я выбрал трехсложные размеры, потому что у них, если можно так выразиться, большая "емкость"; ямбом или хореем выразить ту же мысль или образ было бы гораздо сложнее, или потребовалось бы большее число стоп. Я использовал все три размера: амфибрахий, дактиль и анапест – ровно по 2 стихотворения на каждый. Этой математической закономерностью я как бы хотел соответствовать китайской древности. Тогда тексты создавались не просто как последовательность слов-иероглифов, а как своего рода математические системы. Важно было общее число знаков в книге, число глав и знаков в каждой главе, число иероглифов в строке, точнее, в столбце, потому что китайцы писали не слева направо, а сверху вниз. Так создавалась пространственно-числовая структура, имевшая символический смысл. Недаром считается, что в Китае в основе философии, науки, литературы и искусства лежит одна и та же логическая и методологическая основа, которую называют "Наукой и символах и числах" или просто "Китайской нумерологией".

Еще одной характерной особенностью "Ши цзин" является параллелизм, доходящий до последних мелочей. Известно, что параллелизм и впоследствии был изощреннейшим и любимейшим литературным приемом в Китае. Но тексты Книги Песен – не просто стихотворения, это именно песни, которые полагалось петь, как, впрочем, и все древние стихотворения всех народов. А в песнях параллелизм, рефрен – это, можно сказать, обязательный прием. Параллелизм в "Ши цзине" – не просто повтор строк, здесь создается сложный рисунок, когда, повторяясь, строка в то же время варьируется, меняются отдельные слова.

Отсутствующие стихотворения Книги Песен относятся к разделу "СЯО Я" – Малые Оды. Мне кажется, что когда-то тексты этих песен входили в корпус Книги. За это говорит тот факт, что Малые Оды состоят из 8 подразделов ровно по 10 песен в каждом. Если убрать эти шесть "песен без текста", то 1-ый раздел содержал бы 9 песен, а второй – только 5. Стихи Малых Од не такие вольные, как в первом большом разделе "ГО ФЫН" – "Нравы царств", в них больше пафоса, но все же меньше, чем в последующих разделах "ДА Я" – "Великие Оды" и, тем более, "СУН" – "Гимны". Я старался учитывать этот уровень пафоса в своих стихах.

Ну вот, я пожаловался на те сложности, с которыми мне пришлось столкнуться. А теперь сами стихи.

 

1

Первое стихотворение называется НАНЬ ГАЙ – "ЮЖНАЯ ТЕРРАСА". Так переводятся два иероглифа стоящие в названии отсутствующей 10-ой песни 1-го раздела Малых Од.

В стихотворении как бы воспроизводится диалог советника, пытающегося предостеречь царя. Но царь отмахивается от этих предупреждений, в результате чего все кончается трагически. Драконы и фениксы – это известный в Китае символ императорской власти: дракон – это император, а феникс – императрица. Их изображения и сейчас можно увидеть в Пекине в Запретном городе в мужских и женских покоях.

 

Южная терраса. Малые оды 1-10. ;;(NAN GAI)(НАНЬ ГАЙ).
30 строк. 4-стопный амфибрахий

 

    1
    На Южной террасе гора за спиной,
    До самого неба восходит стеной.
    От Южной террасы посмотришь на юг:
    Квадраты земли и небес полукруг.
    Чего нам бояться? Здесь мир и покой.
    Лишь птица кричит, улетая домой.

    2
    Там птица летит, возвращаясь домой,
    В туманные дали за желтой рекой.
    Как птица летит нарастающий звук,
    Услышь боевых колесниц перестук.
    Чего нам бояться? Здесь мир и покой.
    Лишь облако мирное над головой.

    3
    Там облако жирное над головой,
    Грозится водою оно дождевой.
    Из облака темного струи скользят,
    Боюсь, то не воды, а стрелы летят.
    Чего нам бояться? Здесь мир и покой.
    Покрыты шатры золотою парчой.

    4
    Накрыты столы ярко-алой парчой,
    Уставлены густо вином и едой.
    Накрыты столы, пей вино и молчи.
    Боюсь, то не кубки звенят, а мечи.
    Чего нам бояться? Здесь мир и покой.
    Драконы и фениксы дружат с тобой.

    5
    Драконов и фениксов кружится рой
    И падает замертво вместе со мной.
    Драконов и фениксов алая кровь
    По каменной лестнице падает в ров.
    В живых не осталось души ни одной.
    На Южной террасе и мир и покой.

 

2

Второе стихотворение – это 1-ое стихотворение 2-го раздела Малых Од. Оно называется БАЙ ХУА. Обычно это переводят как "Белый цветок", но также можно перевести как  – "БЕЛЫЙ ЦВЕТ", под которым имеется в виду цвет дерева, когда мы говорим "яблонь цвет", "цвет вишен" и т.п.

Смысл стихотворения прост: радушный хозяин встречает гостей и гуляет с ними всю ночь. Я поясню только названия музыкальных инструментов.

Ну, колокола – это понятно, это один из любимейших инструментов в древности. Двенадцать тонов хроматического звукоряда соответствовали звучанию двенадцати колоколов, которые имели свои имена и наделялись магическими свойствами. Китайцы все любят классифицировать, звуки тоже. Например, раскатистый звук – это звук, исходящий из верхней части колокола.

Глиняный сюнь – это глиняная окарина – один из древнейших духовых музыкальных инструментов Китая, род свистковой флейты. Археологи говорят, что около 8 тыс. лет назад глиняный сюнь использовался во время охоты. По легенде, сюнь берет начало от так называемых "каменных метеоритов", из которых люди изготовляли орудия для охоты. Когда железные или каменные "метеорные тела" летели по воздуху к Земле, они издавали какой-то звук, напоминающий гудение, шипение или свист. Люди заинтересовались этим явлением и попытались трубить во фрагменты метеоритов. Так появились каменные и железные свистульки. Позже их стали делать из глины, они использовались для ловли зверей. В эпоху Шан (XVII-XI вв. до н.э.) сюнь вытачивали из камня, костей животных и слоновой кости. В эпоху Чжоу (XI в.-256 г. до н. э.) сюнь стал значимым духовным инструментом в составе китайского оркестра.

О шэне я уже говорил.

Семиструнный цинь – это, так называемый, древний цинь, гуцинь. Согласно преданию, гуцинь создан в доисторические времена, а в эпоху Чжоу уже был широко распространен. Гуцинь, возможно, обладает самой богатой палитрой звучания среди всех известных в мире музыкальных инструментов: он имеет свыше 100 обертонов. В трактате Чэнь Яна "О музыке" (эпоха Сун: 960-1197 гг.) сказано: "Игра на гуцине – квинтэссенция всех видов музыкального искусства". Искусство игры на гуцине признано ЮНЕСКО шедевром фольклорного и нематериального наследия человечества.

 

Белый цвет. Малые оды 2-1. ;;(BAI HUA)(БАЙ ХУА)
48 строк, 4-стопный дактиль

 

    1
    Белого цвета так много в саду,
    Сливы так пышно цветут.
    Гости ко мне по тропинке идут,
    Я им навстречу иду.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Мы будем петь и плясать!

    2
    Белого цвета так много вокруг,
    Даже тропинка бела.
    Гости ударили в колокола,
    Что за раскатистый звук!
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Мы будем петь и плясать!

    3
    Белого цвета прекрасен полет,
    С веток на землю летит.
    Глиняный сюнь и рычит и гудит,
    Шэн благородный поет.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Мы будем петь и плясать!

    4
    Белого цвета прозрачно вино,
    Я наливаю гостям.
    Жирного мяса на белых костях
    Много ведь припасено.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Мы будем пить и гулять!

    5
    В белого цвета прозрачных шелках
    Девушки в пышных цветах.
    Гости мои восхищаются: Ах!
    Блеск на румяных щеках.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Мы будем пить и гулять!

    6
    Белого цвета цветы не видны
    В этот полуночный час.
    Цинь семиструнный тихонько угас
    В звуках ночной тишины.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Ночью не будем мы спать!

    7
    Белого цвета давно уже нет,
    Тени ночные тихи.
    Гости напевно читают стихи,
    Я напеваю в ответ.
    Праздник веселый сегодня у нас,
    Ночью не будем мы спать!

    8
    Белого цвета так много в саду,
    Сливы так пышно цветут.
    Гости мои на рассвете уснут,
    Я на рассвете усну.
    Праздник веселый вчера был у нас,
    Будем теперь отдыхать…

 

3

Третье стихотворение – это следующее, 2-ое стихотворение 2-го раздела Малых Од. Оно называется ХУА ШУ – "ЦВЕТУЩЕЕ ПРОСО". Оно написано от лица девушки, которой не разрешают выйти замуж за того, кого она любит.

Нужно сказать, что в "Ши цзине" довольно много песен написано от лица женщины. Правда, почти все они сосредоточены в 1-ом разделе "Нравы царств": их там 65 из 160, то есть 41%, а если учесть еще 25 песен, в которых женщина главный персонаж, то получится уже больше половины – 56%. В Малых Одах из 74 песен только 8 ведутся от лица женщины, и еще в одной говорится о женщине, то есть проценты много меньше: 11 и 12. Написав 6 недостающих песен, я только одну из них веду от лица женщины; получается, соответственно, 9 и 10 песен из 80, то есть сохраняется то же процентное соотношение  11 и 12. Будь я китайцем, для меня это было бы очень важно.

При сочинении этой песни мне пришлось много интересного узнать о просе. До этого я как-то не очень представлял, что это такое, где и как оно растет. Теперь я знаю, что просо обыкновенное родом из Китая и Монголии, где оно возделывалось уже в 5-м тысячелетии до н.э. Знаю, как оно выглядит, как оно растет, какие у него метелки, что листья его краснеют ближе к созреванию, что есть много разновидностей проса и, в частности, черное просо, у которого в одной оболочке два зерна.

 

Цветущее просо. Малые оды 2-2. ;;(HUA SHU)(ХУА ШУ)
30 строк, 4-стопный амфибрахий

 

    1
    Цветущее просо обильно и густо,
    На листьях повисла роса.
    Ты мимо идешь, ты отводишь глаза.
    Мне это обидно и грустно.
    Твоею супругой мне быть не велят.
    "Ему ты не пара", – так все говорят.

    2
    Цветущее просо обильно и густо,
    Метелки качаются в ряд.
    Ты мимо проходишь, ты встрече не рад.
    Мне это обидно и грустно.
    Твоею супругой мне быть не велят.
    "Ему ты не пара", – так все говорят.

    3
    Цветущее просо обильно и густо,
    Листва покраснела уже.
    К кому ты идешь по соседней меже?
    Мне это обидно и грустно.
    Твоею супругой мне быть не велят.
    "Ему ты не пара", – так все говорят.

    4
    Созревшее просо обильно и густо,
    Пора урожай собирать.
    Ты мимо идешь… Не могу я сказать,
    Как это обидно и грустно!
    Твоею супругой мне быть не велят.
    "Ему ты не пара", – так все говорят.

    5
    Вот черное просо обильно и густо,
    Из двух половинок зерно,
    По парам, по парам разбито оно.
    Как это обидно и грустно!
    Твоею супругой мне быть не велят.
    "Ему ты не пара", – так все говорят.

 

4

Четвертое стихотворение – это 4-ое стихотворение 2-го раздела Малых Од. Оно называется Ю ГЭН, что можно перевести как "Начиная с гэн". Гэн – это циклический знак, один из десяти небесных стволов, или пней. Мы уже привыкли к китайскому 60-летнему календарю, в котором каждый год обозначается двумя циклическими знаками: одним небесным стволом и одной из двенадцати земных ветвей. Но в древние времена, по крайней мере, до эпохи Чжоу циклические знаки использовались для обозначения только дней, но не годов. Неделя была десятидневной.

Я назвал свое стихотворение "ДЕНЬ ГЭН-ШЭНЬ" – 57-ой день 60-дневного цикла. Этот день считается днем кары за грехи. В даосском сочинении "Тайшан саньши чжунцзин" ("Средний канон трех [духов] тела Высшего Верховного") сказано: "В животе у каждого человека обитают три [духа] тела… Каждый раз, в день гэн-шэнь они отправляются с докладом к Небесному императору; у них зафиксированы все проступки человека, и они подробно обо всем докладывают, желая, чтобы человек не числился более в списках живущих, чтобы срок лет его сократился, желая человеку скорейшей смерти.… По виду эти духи похожи на маленьких детей, а бывает, [принимают] вид лошадок, покрытых шерстью длиной в два цуня. После смерти человека [духи тела] выходят на свободу и становятся гуй – душой умершего, по виду такой же, как человек был при жизни, одетой в обычное платье... В день гэн-шэнь [люди] всю ночь не смыкают глаз, сторожа [духов тела], и даже больные стараются делать вид, что нисколько не дремлют, тогда духи эти не могут сделать доклад Небесному императору".

Ну, лошадок с шерстью в два цуня оставим на совести сочинителя.

В моем стихотворении пересказываются эпизоды из жизни  императора династии Инь-Шан У-дина, сына императора Сяо-и.  После смерти он получил храмовое имя Гао Цзун – "Высокий предок". Это был один из самых выдающихся правителей древности. Согласно традиции время его правления было временем хозяйственного подъема в стране и укрепления политической мощи государства, он присоединил к своей державе ряд новых территорий, о чем говорят сохранившиеся надписи на гадательных костях и панцирях черепах. У-дин – это первый император Китая, имя которого упоминается в современных ему надписях.

Одна такая надпись была сделана на бронзовом сосуде, сохранившемся до наших дней. Там сказано: "В день гэн-шэнь, новый император У-дин пошел к восточным воротам города, приветствовать восходящее солнце. Вечером того же самого дня, он приказал министру Ху поставить пять человек груженых каури, принести дары с обычными подношениями, в знак благодарности за отпечатки ног и рук покойного императора Сяо-и, которые были замечены в наследственном храме, пять раз, в течение 16-ти месяцев траура. Этот сосуд был отлит и помещен в святилище, дабы отпраздновать этот факт".

Событие это произошло в 1273 г. до н.э. по традиционной хронологии.

Ракушки каури были одной из первых разновидностей денег. Нитка каури с пятью или десятью раковинами была основной денежной единицей в эпоху Инь-Шан. Каури обладали особой ценностью из-за большой удаленности столица царства Инь-Шан от тихоокеанского побережья, где их собирали.

В книге "ГО ЮЙ" – "Речи царств", написанной в 4-3 веках до н.э., говорится: "…император У-дин сумел настолько возвысить свои добродетели, что стал общаться с мудрыми духами. Он сначала переехал в излучину реки [Хуанхэ], а из излучины реки направился в Бо, где в течение трех лет молчал, обдумывая пути управления народом. Его молчание тревожило сановников, которые сказали: "Ван говорит, чтобы отдавать приказы, если же он не говорит, приказы не от кого получать". Тогда У-дин написал: "Управляя четырьмя сторонами света, я боюсь, что мои добродетели недостаточны, поэтому я не говорю". Город Бо был первой столицей царства Шан, но ко времени У-дина это был уже, скорее, культовый центр. Бошэ – переводится как жертвенник земле в Бо. А столица была перенесена в город Иньсюй в районе современного города Аньян, где в наше время обнаружено древнее городище.

Сыма Цянь в своих "Исторических записках" писал в 1-м веке до н.э.:

"[Однажды] император У-дин принес жертвы [духу] Чэн-тана [основателю династии Инь-Шан]. На следующий день прилетел фазан, который сел на ушко треножника и закричал. У-дин испугался. Цзу-цзи сказал: "Вы, государь, не печальтесь, а, прежде всего, совершенствуйте дела управления". И далее, поучая правителя, продолжал: "Ведь Небо следит за тем, как те, кто внизу, соблюдают свой долг, и ниспосылает годы длинные и недлинные. [Следовательно], не Небо губит людей и прерывает их жизнь. [Когда же] народ не следует добродетелям и не повинуется наказаниям, тогда Небо ниспосылает свою волю, выправляя его поведение, и говорит ему, как поступать. О! Государь, наследуя [власть], должен почитать народ и не отвергать установления Неба, должен приносить обычные жертвоприношения и не совершать неположенных обрядов". У-дин усовершенствовал управление, творил добро, и Поднебесная вся радовалась, а добродетели [дома] Инь вновь расцвели".

И еще Сыма Цянь пишет:

"[Однажды] ночью У-дин увидел во сне, что он нашел мудреца по имени Юэ. [Помня] увиденное во сне, он осмотрел своих приближенных и чиновников, но никто из них не походил на Юэ. Тогда У-дин приказал чиновникам принять меры и найти мудреца вне столицы. Юэ нашли в Фусяни. В это время Юэ как колодник работал в Фусяни на строительстве. Когда Юэ показали У-дину, У-дин сказал, что это он и есть. Найдя Юэ и поговорив с ним, [У-дин понял], что это действительно мудрый человек, и выдвинул его, сделав первым помощником. [С этих пор] иньское государство стало хорошо управляться, и по названию местности Фусянь Юэ дали фамилию, назвав его Фу Юэ".

В книге "ГО ЮЙ" написано, что У-дин обратился к Фу Юэ с такими словами: "Считайте, что я металл, а Вы – точило, считайте, что я переправа, а Вы – лодка, считайте, что я засуха, а Вы – затяжной дождь. Откройте Ваше сердце и увлажните меня. [Помните], если лекарство не вызывает сердцебиения и потемнения в глазах, болезнь не проходит, если босой идет по дороге и не видим что на земле, он поранит ногу". Иными словами, критикуйте и наставляйте меня, как бы мне это не было неприятно.

Здесь я должен сделать важное замечание. Многие современные ученые считают позднейшей чжоусской выдумкой все эти рассказы об изучении У-дином жизни народа, о поисках мудреца, чтобы сделать его своим советником, о следовании установлениям Неба, о совершенствовании императором своих добродетелей и почитании народа, дабы правильно управлять страной. Считается, что эта идеология была характерна для эпохи Чжоу. Так чжоусцы оправдывали переход власти к ним от их предшественников иньцев, изобретя специально для этого идею мандата Неба, который может как даваться правителям, так и отбираться у них в пользу более добродетельных сменщиков. В конце эпохи Чжоу эта идеология была зафиксирована Конфуцием в его философии, а в эпоху Хань была систематизирована и положена в основу государственности Китая. Считается, что во времена Инь-Шан правители были попроще, и не пытались оправдывать свои действиями добродетелями, интересами народа и ссылками на веления Неба. Мне кажется, что все это может быть и правда, но песни "Ши цзин", описывающие события эпохи Инь-Шан вполне могли быть сочинены не современниками этих событий, а гораздо позже, в эпоху Чжоу.

 

День гэн-шень. Малые оды 2-4. ;;(YOU GENG)(Ю ГЭН)
38 строк, 4-стопный анапест

 

    1
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, что в наследственном храме царей
    Появились следы чьих-то рук и ступней.
    Даже в древности было подобное редко.
    Говорят, это знак благосклонности предков.

    2
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, что с утра у восточных ворот
    Император приветствовал солнца восход.
    Он велел пятерых человек отобрать,
    Нагрузить их каури и в храм отослать.

    3
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, император три года молчит,
    Только слушает то, что народ говорит.
    Он покинул столицу, уехал в Бошэ.
    Говорят, что печаль у него на душе.

    4
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, что, взлетев на треножник, фазан
    Так кричал, словно жертву отвергнул Чэн-тан.
    Император в испуге: наверное, он
    Добродетелей нужных для царства лишен.

    5
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, император увидел во сне
    Человека, чья мудрость послужит стране.
    День за днем посылает гонца за гонцом,
    Чтоб нашли человека с похожим лицом.

    6
    День гэн-шень отошел, успокоились духи.
    А по царству Инь-Шан расползаются слухи.
    Говорят, кто в Фусяне в колодках страдал,
    Императору первым советником стал.
    Что ни день, то он мудрый совет подает.
    И страна процветает, доволен народ.

    7
    День гэн-шень наступил, и возносятся духи
    Небесам доносить эти славные слухи.

 

У-дин правил целых 59 лет! По традиционной хронологии с 1324 по 1265 год, а по современной хронологии  с 1250  по 1192 г. до н. э.

 

5

Пятое стихотворение – это 6-ое стихотворение 2-го раздела Малых Од. Оно называется "ЧУН ЦЮ" – "Величественный холм" или "ВЫСОКИЙ ХОЛМ". Такие холмы насыпали в связи с какими-то важными событиями, на этих холмах приносили жертвы Небу.

В особых случаях жертвенный холм насыпался землею пяти цветов: на западной стороне жертвенника полагалось насыпать белую землю, на северной стороне – черную, на востоке – зеленую, на юге – красную. Сверху же укладывался слой желтой земли – символ правителя.

Кроме цвета, с каждой стороной света в Китае связывают одну из пяти стихий и божественного покровителя: запад – это металл и Белый Тигр, север – вода и Черепаха со змеей, восток – дерево и Зеленый Дракон, юг – огонь и Красный Феникс. Центр – это земля, в смысле почва, и императорский Желтый Дракон с пятью когтями на лапах, он же был символом власти над всем миром.

В "Чжоу шу" – "Книге царства Чжоу", созданной до эпохи Хань, то есть до 2 века до н.э., говорится, что возле такого холма чжухоу (это можно перевести как "владетельные князья" или "местные правители") получали инвеституру из рук Сына Неба.  Император, даруя князю владение, вручал ему горсть земли, символизировавшую по цвету ту часть Поднебесной, куда отправлялся князь. Прибыв на место, чжухоу закладывал жертвенник в знак неразрывной связи его с Сыном Неба.

Именно этот ритуал я положил в основу стихотворения.

В "И цзин" – "Книге Перемен" – в афоризме к 3-ей черте 13-ой гексаграммы, которая называется "Единомышленники" сказано: "Спрячь оружие в зарослях и поднимись на высокий холм". В афоризме ко всей гексаграмме целиком говорится: "Благоприятен брод через великую реку", то есть можно совершать великие дела, и "Благоприятна благородному человеку стойкость", то есть для таких дел нужна стойкость, исполненная благородства. В конце моего стихотворения я говорю о том, что, к сожалению, эта благоприятная ситуация не продлится долго, что вполне в духе "Книги Перемен": ничто не постоянно: за подъемом следует упадок, за богатством – разорение, за миром – война.

Кстати в названии ЧУН ЦЮ слово ЦЮ–ХОЛМ записывается тем же иероглифом, что имя Конфуция – ЦЮ. Сыма Цянь пишет (том 6, глава 47): "Когда Конфуций родился, у него на макушке головы обнаружили выпуклость и поэтому его назвали Цю ("Холм")". Но этот замечательный факт я не мог использовать в стихотворении, потому что песни "Ши цзин" были созданы до Конфуция.

 

Высокий холм. Малые оды 2-6. ;;(CHONG QIU)(ЧУН ЦЮ)
35 строк, 4-стопный анапест

 

    1
    На высоком холме пожелтела трава,
    Там лежат груды старых костей,
    А над ними безбрежных небес синева.
    Здесь когда-то наш царь, утверждает молва,
    Принимал благородных гостей.

    2
    Высоко-высоко в небесах синева.
    На высоком холме пожелтела трава,
    А на западном склоне как яшма бела,
    Прорастает она среди старых камней.
    Был бесстрашнее тигра князь диких степей,
    Его клятва прочнее железа была.

    3
    Высоко-высоко в небесах синева.
    На высоком холме пожелтела трава,
    А на северном склоне как туча черна,
    Как неистово в землю вцепившийся дождь.
    Черепахи мудрее был северный вождь.
    Его клятва как жертва чиста и верна.

    4
    Высоко-высоко в небесах синева.
    На высоком холме пожелтела трава,
    А с восточного края она зелена,
    Шелковистою тканью окутала склон.
    Князь восточных уделов силен как дракон.
    Как могучий сандал его клятва сильна.

    5
    Высоко-высоко в небесах синева.
    На высоком холме пожелтела трава,
    А на юге краснеет как след от меча,
    Что узоры свои по земле рисовал.
    Словно феникс взлетающий южный вассал.
    Его клятва как пламя огня горяча.

    6
    Высоко-высоко небо синее кружит.
    Покорились князья и сложили оружие.
    На высокий на холм поднимался наш царь.
    И великое счастье вернулось, как встарь.
    Но, увы, ненадолго. Поникла трава.
    Снова будет война, утверждает молва.

 

6

Шестое стихотворение – это 8-ое стихотворение 2-го раздела Малых Од. Оно называется "Ю И" – "СЛЕДУЯ ПРАВИЛАМ".  Используемый здесь иероглиф "И" многозначен; главные его значения – это правила поведения, этикет, ритуал. В других песнях "Ши цзин" он означает: достойный вид; важную, достойную осанку; достоинство; величавость; величье; отсутствие вины; учтивость; долг; закон; правило; обряд; образец; надлежащее поведение.

Стихотворение написано как речь советника, обращенная к князю, как обличение и увещевание. Эта тема весьма популярная в "Ши цзин". В Малых Одах она, по моим подсчетам, даже популярнее славословий правителю.

Китайская идеология требовала от благородного мужа, по-китайски, цзюнь-цзы, обязательного участия в управлении страной. Он должен был состоять на службе и подавать правителю мудрые советы. Как говорил Конфуций (Лунь Юй, 8:14), "Если не находишься на службе, нечего рассуждать о государственных делах".

От сановника же требовалась не только преданность царю, но ему прямо вменялось в обязанность критиковать, увещевать и даже обличать правителя, если тот ведет себя не надлежащим образом или неправильно управляет страной.

При этом китайцы считали, что основа правильного управления – это добродетели правителя. Чтобы идти самому и вести за собой страну по правильному пути, по-китайски, Дао, нужно обладать высокими моральными качествами, по-китайски, Дэ. Великая книга Лао-цзы так и называлась "Дао Дэ цзин". Поэтому в первую очередь объектом критики становились не столько указы и распоряжения правителя, сколько его нравственные качества.

Более того, если оказывалось, что царь "лишен Дэ", если он не прислушивается к советам, и не желает исправляться, благородному мужу рекомендовалось покинуть двор, пусть даже притворившись глупцом, лишь бы не участвовать в жизни погрязшего в неправедности двора. Конфуций так хвалил одного человека  (Лунь Юй, 5:20): "Когда в государстве дела шли хорошо [то есть царь прислушивался к мудрым советам], он проявлял мудрость; когда же дела шли плохо, проявлял глупость. С его мудростью могла сравняться мудрость других, но с его глупостью ничья глупость не могла сравняться".

И последнее замечание. Оно касается способов принятия важнейших государственных решений. В древнекитайской Книге Истории – ШАН ШУ, входящей вместе с Книгой Песен и Книгой Перемен в конфуцианское пятикнижие, в главе ХУН ФАНЬ – Величественный образец – есть седьмой раздел, который называется "Об использовании сомнений". Он содержит описание процедуры своеобразного древнего "референдума" для принятия важных государственных решений и способу "подсчета голосов". Источников принятия решений было пять: 1) намерение самого правителя, 2) советы чиновников и сановников, 3) желания многочисленного народа, а также воля Неба, определяемая двумя гаданиями: древнейшим гаданием по костям и панцирям черепах и более молодое гадание по стеблям тысячелистника, то есть по Книге Перемен.

Понятно, что при полном единодушии, будет счастье. Если Небо противодействует, нужно отказаться от активных действий. Но воля Неба может быть и противоречива, например, гадание на черепашьих щитах поддерживает решение правителя, а гадание на стеблях тысячелистника идет ему наперекор. Тогда, если знать и народ не поддерживают правителя, ему нельзя вести войны, а следует сосредоточиться на внутренних проблемах страны.

 

Следуя  правилам. Малые оды 2-8. ;;(YOU YI) (Ю И)
42 строки, 4-стопный дактиль

 

1
Как Хуанхэ широка, полноводна!
Мчится по волнам челнок быстроходный.
Следует правилам муж благородный.
Вы же, мой князь, не желаете знать,
Как полагается Вам поступать.
Образ правления Ваш сумасбродный
Нужно как можно скорей исправлять.

2
Земли в долинах реки плодородны.
Мчится и мчится челнок быстроходный.
Следует правилам муж благородный.
Вы же, мой князь, не хотите понять,
Вам бы все время лишь пить-пировать.
Как же страдает народ Ваш голодный!
Сколько же можно его обирать!

3
Как Хуанхэ глубока, полноводна!
Мчится свободно челнок быстроходный.
Следует правилам муж благородный.
Вы же, мой князь, не хотите искать
Правильный путь, Вам бы только карать.
Ширится, ширится ропот народный,
Люди боятся и слова сказать.

4
В заводях тихих река мелководна.
Там отдыхает челнок быстроходный.
Следует правилам муж благородный.
Вы же, мой князь, собрались воевать.
С Вами ли Небо, народ Ваш и знать?
Ваши войска для войны непригодны,
Вам бы те земли, что есть, удержать.

5
Грозен разлив Хуанхэ ежегодный.
Крутит и вертит челнок быстроходный.
Следует правилам муж благородный.
Вы же, мой князь, стали пренебрегать
Жертвами предкам. Как это понять?
Вы же не западный варвар безродный.
Можно ли кары небес избежать?

6
Следует правилам муж благородный,
Неба страшась – не воды, не огня.
Вам же, мой князь, моя речь неугодна,
Вы не желаете слушать меня.
Что делать лодке в пустыне безводной?
Должен покинуть Вас муж благородный,
Правильный путь в своем сердце храня.



2009 год





ВРЕМЯ ПОЛУРАСПАДА

Мне с каждым днём трудней держать
Времён связующие нити.
Я говорю им: уходите.
Они не слушают меня.

Я эту сеть так долго плёл,
Как будто строил на века.
Но вечности стоячая река
Не терпит вечности иной.

И что когда-то было мной
Ещё со мной, и не уплыло,
Но уплывает.

Во времени полураспада
Полуисчезнувшая жизнь.
Как лес во время листопада,
Как на закате тающая синь.

Но в этом воздухе весеннем
Ещё не смолкли наши голоса.
И на траве зелёного забвенья
Ещё примята наша полоса.

И чем прозрачней будущего свет
До полного исчезновенья,
Тем ярче прошлого мгновенья,
Как звёзды, что в небесной высоте
Ждут наступленья ночи.

22 мая 2009 года









Маша Панфилова написала такое стихотворение:

Облака над Липовкой
Словно утюги.
Облака над Липовкой -
Кони-битюги

Синими копытами
В поле мнут полынь -
Серебром накрытые
Долгие столы.

Как, натешившись, взмахнёт
Лето рукавом...
Ты оглянешься, - ан нет
В небе никого.

А я ответил таким стихотворением:

Облака над Липовкой -
Кони-битюги.
Далеко разносятся
Грома матюги.

Где гроза распахивает
Синее окно,
Там поля не паханы,
Не растет зерно.

Только ночь все машет
Звезднутым ножом.
Что посеем, Маша,
То потом пожнем.

27 августа 2009 года











Владимир Герцик написал такое хокку:

Бледнеют угли.
Над черными вспышками
Порхает огонь.

А я ответил таким хокку:

В тумане ночном
я хотел заблудиться.
Костёр помешал.

А он ответил таким хокку:

В тумане ночном
Хорошо заблудиться...
Запах шашлыка...

29 августа 2009 года











Владимир Герцик написал такое хокку:

Песок колеи.
Ветер тревожит травы.
Мгновенья неба.

А я ответил таким хокку:

Будто и не был,
Ухожу по дороге.
Сейчас, вот сейчас.

А он ответил таким хокку:

Вот только что был.
Уходит по дороге,
Вышел из кадра.

29 августа 2009 года











Миша Вяткин написал стихотворение "ШТАНЫ".

А я ответил таким текстом:

К ВОПРОСУ О ШТАНАХ


Некоторые считают, что на штанах не должно быть ни пылинки.
Другие считают, что, наоборот, под штанами не должно быть ни пылинки.
Третьи говорят: штаны не важны, важно то, что под ними.
Четвёртые: нет никаких штанов! А может быть, и под ними ничего нет.
Пятые: пока есть штаны, некорректно говорить о чём-либо другом.
Шестые: штаны - это завеса, мешающая созерцанию.
Седьмые возражают: это, чтобы не ослепнуть.
Восьмые: каковы штаны, таково и их содержание.
Девятые: штаны есть, а больше ничего нет.
Десятые ничего не говорят, просто снимают штаны и делают своё дело.
И т.д.


И только Миша Вяткин, переворачивая мир,
становится на точку зрения самих штанов

и в их высоком полёте заново обозревает бытие.


Есть ли что-то за пределами штанов?
Можно ли испачкать штаны грязью мира?
В чём смысл существования штанов?
Какова их цель?
И первопричина?
И т.д.

27 августа 2009 года











О, я вспоминаю: августа тихий вечер!
январь 1987


О, я вспоминаю:

августа

тихий вечер!



27 августа 2009 года











ХОККУ КАЖДЫЙ ДЕНЬ

начиная с 30 августа 2009 года

108 хокку с фотографиями или картинками

http://burdonov.ru/haiku_non_stop/2009/WEB/index.html







Скажи мне, что это значит?
Куда мы с тобой идём?
Мы идём по долине Жёлтой реки,
Мы идём на гору Тайшань.

Скажи мне, зачем это нужно?
Что мы увидим там?
Это нужно нашим потерянным душам,
Это нужно туманам и облакам.

Скажи мне, где наши души?
Где потерялись они?
Наши души в долине Жёлтой реки,
Они на вершине горы Тайшань.

Скажи мне, а кто же мы сами?
Кто движет моими ногами?
Кто говорит моим ртом?
Я ничего не знаю, не задавай вопросов.
Просто двигай ногами в сторону Жёлтой реки.
Просто гляди глазами с вершины горы Тайшань.

Скажи мне, что будет дальше?
Скажи мне, что будет после?
А дальше уже не будет,
А после не будет вовсе.
Только туман в долине последней Жёлтой реки,
Лишь облака на вершине последней горы Тайшань.

7 октября 2009 года









Памяти Валеры Красильникова

Где пустота? Мир плотен так,
Что руку некуда просунуть. ­–
Так говорил он накануне,
Со мной болтая просто так.

Сухой пигмент втирал он яростно
В живую плоть льняного масла.
Так он допытывался смысла,
Так он допрашивал пристрастно
Упругой сталью мастихина
Как страшным скальпелем хирурга.
Он стал обратным демиургом,
Из праха сотворившим бога.

А в жизни – просто верил в Бога.
И тихой верою своей
Он не шокировал друзей.
Из смерти он не делал культа,
И умер просто – от инсульта.

С тех пор прошло уж много лет.
Картина спит на антресоли.
Но всё хранит его секрет
И глухо просится на волю.

15 октября 2009 года









Отчего берёзы могут
Под дождём стоять, не дрогнув,
Под холодною водою,
Хорошея с каждым днём?

То белея свежей кожей,
То чернея тонкой нитью,
То усыпаны сусальной
Золотеющей листвой.

Отчего берёзы могут,
И созвучные осины,
И струящиеся ивы,
И стремящиеся сосны,
И приземистая ель?

Только я брожу без толку,
Я кружу по мокрым тропам.
Лижут лужи мои корни,
Гложет ветер мою кожу,
Вяжут травы подорожные
И дождь, и жизнь, и смерть.

23 октября 2009 года









Нет ничего прекраснее зелёного крокодила
Нет ничего прекраснее зелёного крокодила
Нет ничего ароматнее церковного кадила
Нет ничего ароматнее церковного кадила

27 октября 2009 года









Перевал Гезе-вцек

Р.

Песку морскому был подобен
горный снег.
Как море долго обмывало
песчинки,
Так небо долго проникало
в снежинки.
Пока тяжёлые ботинки
не раздавили их,
едва заметную тропинку
торя всё выше,
где воздух вился.
На перевале ветер стих,
был, да весь вышел,
или забылся.
И от причала перевала
вдаль уплывали
корабли.
Их каменные паруса
в туманной дымке исчезали,
как исчезают голоса,
что никогда не исчезали.
Или как ветхие страницы
какой-то каменной скрижали,
чьи знаки, бледные как лица,
о чём-то горестном молчали.
И только две далёких птицы
круги по небу нарезали,
не поднимая тёмных крыл.
И я одной из них не был,
а ты – другой.

5 ноября 2009 года









Река Угра

Р.

Не слов – самих вещей игра:
горит вода в реке Угра,
и брызги, искрами горя,
круж;тся – солнечна пурга.
Природы старая карга
тогда была ещё богиней
судьбы наивной, новой, юной.
Казалась лодка дивной шхуной.
Веслом движение творя,
я видел в дымке светло-синей
между водой и небом сына,
любуясь, словно первый раз,
который длится тыщу лет.
Она проходит, больше нет
синички-счастья первородной.
И спичкой гаснет солнце…

6 ноября 2009 года









Уходят красивые женщины
Не глянцевой красоты,
А той, что так дивно светит
Звездою давно угасшей
С далёкой той стороны.

Когда они были рядом,
Казалось, это надолго,
И нам ни к чему торопиться,
Успеем ещё насладиться
И светом их и красотой.

Уходят красивые женщины,
Сегодня их стало мало,
Как тает снежинка летом,
Как тает свеча зимою,
Как время всё время тает.

А что же от них осталось?
Лишь строчка в моём альбоме,
Лишь точка в конце телеграммы,
И где-то ещё блуждает
Потерянный мною взгляд.

Уходят красивые женщины,
Оставив на сердце шрамы,
Что так украшают мужчину,
Которому вовсе не нужно
И глупо красивым быть.

12 ноября 2009 года











Пусть утонет в речке мячик,
Пусть бычок с доски - бултых!
Как красиво Тани плачут -
Залюбуешься на них...

25 ноября 2009 года









Некоторые люди такие смешные.
Они всё время что-то ищут.
Какую-то истину.
Более того, они думают, что нашли.
Или, в более мягком варианте, могут распознать не-истину.
И про всех, кто в этом сомневается, говорят, что они дураки.
А на самом-то деле есть только зеркало.
Оно всю Вселенную отражает.
В том числе само себя.
Да и зеркала-то нет.
Поэтому другие люди ищут счастья.
И всякой радости в жизни.
Но на всё воля Божья
Человек – это маленькая букашка
Куда-то всё ползёт и ползёт

19 декабря 2009 года









Такая тонкая тропа
Парит
Над прошлого туманом
И будущего не сулит
Лишь в настоящем
Манящя
Запретное и верное мешая
Лишая
Успокоенности
Внушая
Желания
И навевая
Сон во сне
Что кажется реальнее
Реальности
Желаннее
Воспоминание
Прикосновения
И шорох шёпота
И ропот
И согласье
И счастье
Подсмотренное в гамаке
И кое-что в руке
И на губах
Внутри
Подобно небу августовской ночи
Что страшно светит в темноте
И жаждет повторенья
В осенней бледности
Дождя
И свете уличного фонаря
Что до утра не гаснет
Как гаснет
Невозможное
Не можно
И грустное почему
И чувство
Будто ускользает
Тропа из-под
Она питается мгновеньями
Казалось бы так просто
Как дважды два
Но знает математик
Непостижимость чисел
Их сложить
Почти что непосильная задача
В осенней трезвости
Подобен затяжной болезни
Лихорадит
Август
И бредит

19 декабря 2009 года









Я слышал сам тяжёлый стук вагона.
Я видел сам лицо летяще-звонкое.
Чайная ложка билась о край стакана.
Раскрытая книга читала сама себя
и сама над собою плакала
протяжно и тонко.

Стукнула дверь и закрылась.
В окне замелькали столбы
и летящие в небе деревья.
И что-то бежало внутри проводов,
что над самой землёй парили:

бежала любовь,
бежала тоска,
бежали цветные сны,
бежали восходы над лугом зелёным,
бежали туманы над белой рекой,
бежали две птицы над горной страной,
бежала дорога песчаная,
бежало моё молчание,
бежало письмо непрочитанное,
слова несказанные,
взгляд
движение рук незавершённое,

бежала жизнь неизведанная,
и блинчик не съеденный…

19 декабря 2009 года











Крыши вырезаны из синего неба
Кружит пряжа троллейбусных проводов
Деревья без листьев мокрые тёмные трещины света
Плачущий снег на ожившем асфальте твои промокшие ноги
Полупрозрачны вспорхнувшие руки твои
Кружат твои электрические губы
Высоко-высоко синее небо твоё

3 марта 2010 года









Ну что говорить,
перебирая осколки
Ты и так всё знаешь-помнишь
С высокого берега
можно было
взлететь под облако
Или прыгнуть в горячий песок
и холодную воду
Годы –
всего лишь хвоинки
под лапами душно-тяжёлых елей
было легко-свободно
Не угодно ли
взлететь к звёздам
Со стартовых установок сосен
Просим
посетить иные
миры бесконечно-вечные
Пиры беспечные
трав и цветов
в лугах мгновенно-синих
печально-счастливых
Cливы
в глубокой тарелке
сладкие как твои губы
целующие
Грущу о них
в центрифуге лет,
в батискафе жизни,
в адронном коллайдере судьбы
Кабы мы
были грибы
мы бы
не расставались
связанные грибницей
На границе
жизни и смерти
сидит Бог
и стругает палку
Жалко
мы не увидим
что же он там выстругает
в конце-то концов!

11 марта 2010 года









Поэтессе, строчившей лимерики,
Я дарил по ошибке мат;рики.
А она сразу в крик:
– Я хочу матер;к!
Доходило до слёз и истерики.

2010 год









В лесу кричит кукушка
Давно кричит кукушка
Лягушки у реки поют
Поют лягкушки у реки
Летают майские жуки
Стоит высокая вода
Как акварельная вода
Немножко красная вода
Под небом тихо угасает
В ветвях прозрачных небо тает
Стволы уходя в глубину как в темноту
Они уходя в глубь зеркальную
Одна звезда на светло-синем
Горит печально
Хоть для печали нет причины
На светло-синем

май 2010 года









Я шёл по дороге и нашёл слова.
Они лежали на земле.
Можно было бы просто пнуть их ногой,
Как это обычно делают с ненужными вещами.
Но что-то на меня нашло:
Я их поднял,
И, вертя в руках, вдруг залюбовался.
Они не сверкали никакими гранями,
И никакого света от них не исходило.
Просто слова, которые валялись на земле.
Наверное, с неба упали.
Я поднял голову вверх –
Там были только звёзды.
Потому что уже наступила ночь.
И по обеим сторонам дороги
Стояли слова, тёмные как тени.
Я понял, что слышу чужую речь.
Но я не понимал в них ни слова.
Только некоторые мелодии казались знакомыми.
Где я их слышал? Когда?
Ещё немного и я бы полетел над дорогой
Как ещё одно причудливое слово.
Не сверкающее гранями,
и не источающее свет.
Но тут дорога кончилась.
Я поднялся на крыльцо
И зажёг электрическую лампочку.
И на меня обрушился поток
Знакомых и привычных слов.
И речь умолкла, скользнув во тьму.

май 2010 года









Мне нравится вода,
Когда она не мчится,
А будто тихо спит,
Недвижна и черна.
Мне нравится когда
Мне тихий голос снится,
Не голос даже –
Просто тишина.
Мне нравится в воде
Такое отраженье
Как будто на земле
Лежу и вижу небо.
И хочется упасть
И где-нибудь на дне
Беспечно разрешить
Тревоги и сомненья.
Мне нравится воды
Ладонями коснуться
И видеть как кружится
И как, кружась, крушится
И сон, и мир, и смысл.

май 2010 года









Вот небо. Вот лес. Вот дорога.
Как, в сущности, надо немного.
И если за тем поворотом
Из леса появится кто-то
Похожий на старого Бога,
О чём мне его попросить?
Мгновение остановить?
Или просто огня прикурить?
И дальше идти по дороге,
Пока ещё движутся ноги.

май 2010 года









СТИХИ К КАРТИНКАМ

1.
Поднимаюсь на холм
Сосной с молодою кожей,
Высохшей старой сосной,
Сосной, улетевшей в небо.

2.
Берёза у старого дома.
Старая берёза у дома.
Старая берёза у старого дома.
По весне усыпана серёжками.

3.
Два дерева
на деревенской улице.
Уже и дом лишился крыши.
Уже и сад зарос бурьяном.
А они всё никак не расстанутся.

4.
Ощетинилась деревня
Покосившимся забором,
Почерневшей старой крышей,
Раскоряченной ракитой
И ужасной водокачкой
В ожидании весны.

5.
В Чёрном озере черно
От поваленных деревьев.
Или это отраженья?
Что плывут, не шелохнувшись
По весенним белым водам.

6.
Закат. Берёза. Небо. Ветер.
А два окошка светятся.
Пьют чай, читают книжку.
И думают о вечности.
А может быть, уснули,
И вечность только снится.

7.
Подслушанный разговор деревьев

Не ходил я к ней!
И ветвями не обнимался.
И листьями не целовался.
Я вообще осин не люблю.
Я берёзу люблю.
Не веришь?

8.
Недвижим белый день.
Так тихо уреки,
Что слышно как песчинки
Уходят в землю
Под тяжёлыми ступнями
Бредущих берегом камней.

9.
Весна. Всё зелено кругом.
Печальными глазами
Смотрит на меня
Моя старая яблоня.
И просит не рубить,
И подождать.
Она ещё попробует
Немножко зацвести.

10.
Смешная ты, речка Панинка!
Со всеми твоими деревьями,
Корягами, омутом, мелями
И плавающим бревном.
Всё равно доберусь до деревни
И открою свой старый дом.
И стихи про тебя напишу.

11.
Неудавшуюся картину
Засуну подальше в стол.
У сосен слишком толстый ствол.
На деревьях слишком мало зелени.
И общее нерадостное настроение.

май 2010 года









Я не хочу вспоминать о прошлом –
Слишком ярко оно и солнечно.
Думать плохо о нём – пошло.
А думать иначе – больно.

Но кого интересует,
Чего я хочу и чего – нет.
Прошлое настойчиво в самом себе рисует
Твой утраченный силуэт.

Ты не хочешь вспоминать о будущем,
Потому что будущего уже нет.
И не спросишь, будешь ли счастлив,
Потому что не хочешь услышать ответ.

май 2010 года









В аллее тёмной и сырой
Я шёл без цели и без смысла.
И листьев молодые числа
Повисли в небе надо мной.

Я звуков мира не бежал,
Летали звуки средь ветвей.
Там арифметик-соловей
Слагал и снова вычитал.

И не пытаясь угадать
Итоги сложных вычислений,
Я словно таял в странной лени
До неспособности дышать.

Наверное, так умирают,
Подумал я и встал у края
Живой тропы, ещё дрожащей
И уводящей дальше в чащу.

И в тени гаснущего дня
Я сигарету закурил.
Прохожий мимо проходил
И робко глянул сквозь меня.

май 2010 года