История эта пуста и проста,
Пожалуй, почти недостойна листа,
Чья гладь так была белоснежно чиста,
А нынче замаранной стала.
В те годы, чьи числа едва узнаю,
У Чёрного моря на самом краю
Я как-то поставил палатку свою,
Вбив колья в горячие скалы.
Дальнейшее ясно – примчались друзья
И девушки тоже, иначе нельзя.
Июль покатился, беспечно скользя,
Сверкая на солнце игриво.
Презрительно фыркал блестящий дельфин
На группу водой отшлифованных спин.
Нас шестеро было, а этот один –
Суровый хранитель залива.
Я сразу влюбился бесстрашно, вразнос,
Глядел на неё как прирученный пёс,
Боялся рукою коснуться волос,
Пусть даже слегка, ненароком.
Мы вместе ходили по краю воды,
Где волны бросались на наши следы,
Как будто вкуснее не ведал еды
Язык их сырой и широкий.
Случилось, как должно, и мокрый песок
Совсем где не нужно, конечно, присох,
Нам звёзды гасил, просыпаясь, восток
Дрожащей полоской рассвета,
А дальше фрагменты: рука и рука,
Солёные губы, плечо и щека.
Мозаика сыпалась щедро, пока
Внезапно не кончилось лето.
Потом наступили другие дела,
Другие дела и другие тела.
Потоком спокойная жизнь потекла,
Легко огибая преграды.
Я тысячу раз окунался в прибой
С прекрасной одной и прелестной другой,
Волос их касался спокойной рукой,
А дальше всё было, как надо.
Расколотый сахар сияющих скал
Зажавших скупую полоску песка
Я больше уже никогда не искал
Негоже заигрывать с прошлым.
Тут даже нет повода слёзы пролить,
Но летнего неба рассветную нить
И девушку эту нельзя позабыть,
Как это, простите, не пошло.
Судьба моя вьётся вьюнком по стене
От пыльного лета к холодной весне,
Дни мерно проходят, как будто во сне,
А, может, и не были вовсе.
Верчу свою память вперёд и назад,
Но давнего лета густой аромат,
Как взломанный лёд, как отверстый стигмат,
Реальней чем ДО или ПОСЛЕ.