Алмазный свод над головой мерцал.
Селены золотое коромысло
ныряло в тихий омут двух зерцал,
которые я молча созерцал,
признаюсь, не без умысла и смысла.
Уйдя в свои мечты, я ощущал
затылком её тёплые колени,
будившие тот самый «дух растлений»,
но я не торопил своих стремлений –
холодный вид ея меня смущал.
Желание мне сковывала мысль
«пока не поздно уносить сандали»,
(и Вы, небось, от робости страдали),
но тут глаза избранницы зажглись,
сверкнув как переспевшие миндали.
И тотчас же, куда девался сплин.
Бес даже не пытался скрыть улыбку,
глумился подлый, расчехляя «скрипку»,
хвост распустив при этом, как павлин,
в святые чувства забивая клин.
Надо сказать, что он справлялся лихо,
зубастая пиранья б не смогла -
так быстро прокусить тесёмки лифа,
при этом не коснувшись даже «грифа» .
Его смекалка все мосты сожгла.
Едва бы я посмел коснуться «струн»
(в младые лета свято чтил Платона),
но "скрипка" поощряла меня стоном.
Лукавый (Купидон читай) шалун
указывал мне путь к живым бутонам.
Я пламенел, бес увлекал меня
всё далее сквозь рощи Эпикура.
Стремясь попасть на линию огня,
не знал я что такое западня,
на что способна женская натура.
Я был уже у роковой черты,
когда услышал строгий глас Фемиды,
что есть там и колючки где цветы.
Об этом, друг мой, помни прежде ты
чем посетишь Сады Семирамиды.
Но нас влекло к губительному «Древу»,
нас волновали «райские плоды»,
(как пахаря вид первой борозды),
которые сгубили Матерь Еву,
(не мог Адам от Бога скрыть следы).
Лишь обратясь к истокам мирозданья,
таким приятным сердцу и уму,
я угадал в ней плотское желанье,
готовность ту, как тёлка на закланьи,
отдаться здесь желанью своему.
Бесовских пут не в силах превозмочь,
не знал тогда, увы, почём фунт лиха.
Дышала ночь торжественно и тихо,
лишь соловей (а может соловьиха)
без умолку трещал(ла) во всю мочь
………………………………….
………………………………..