Вова Рыжий. Часть третья. Песнь двенадцатая

Евгений Живицын
Над землёй парить как птица –
Кто об этом не мечтал?!
До сих пор порой мне снится,
Как я по небу летал.
Сколько счастья и свободы,
Словно ты - сам царь природы,
Душу радуя, даёт
Упоительный полёт.
Подо мной в дремучей балке
Проползёт ужом ручей,
Там кукушке лет не жалко
Для дубов-бородачей.
Нагоняя шумом страху,
Громыхнула тучка, с маху
Брюхом врезавшись в холмы,
Понаделав кутерьмы.
Строем выйдя в путь-дорогу,
Стойки к тяготам судьбы,
По-солдатски тянут ногу
Телеграфные столбы.
В белых латанках избушки,
Как болтливые старушки,
Скучковались под бугром
И судачат о своём.
Льют оркестром птичьи звуки
Золочёные поля
И, прощаясь, тянут руки
Мне вдогонку тополя.
И плыву я без усилий
Над цветущею Россией
В васильковой вышине.
Жаль, что это лишь во сне.

Тёмной ночкою безлунной,
Когда мирно мир весь спит,
Рыжий, брошенный Фортуной,
Вдруг почувствовал: летит!
Расстоянье не щекочет,
Полетит, куда захочет.
Он теперь один из тех,
Нет кому земных помех.
И решил он для начала
Разрешить, что удручало:
Что там делает жена,
Верно ль, Рыжему верна?
Просочившись через стену,
Он почувствовал измену –
Пьёт с его женой Рыжков
Самогон из бураков.
Поддавшись эмоций всплеску,
Рыжий шасть за занавеску,
Притаился, словно вор,
И подслушал разговор:

– Милый мой, мне так обидно,
Что тебя давно не видно,
А твой номер наберёшь,
Так ты трубку не берёшь.
– Я тогда как раз купался,
Телефон когда звонил,
А ответить постеснялся,
Потому что голый был.
– Почему-то не стеснялся,
Когда с Зинкой кувыркался,
Я ж застать тогда смогла
Вас в чём мама родила!
Проституткам нет прощенья!
Стерву б ту арестовать,
И средства обогащенья
У неё конфисковать!
– На себя бы посмотрела,
Ну, ни рожи, блин, ни тела,
А туда ж, ядрёна мать,
С каждым хочет переспать!

Диалог мне этот странный
Лучше всё же сократить,
Ведь в мои не входит планы
Вас, читатель мой, смутить.
Лишь поведаю про то вам,
Как на ложе уж готовом,
Когда губы ищут губ,
Примирившиеся снова,
Обнаружен был вдруг… труп.
В воздух он как дым поднялся,
Там на люстре покачался,
В щёлку узкую пролез
И – как не было! – исчез.