Апрель, пасхальное воскресенье. Мама хлопочет с утра, колдуя над салатами собственного сочинения. На большой веранде накрыты сдвинутые столы. Пахнет ванилью и сдобой. На блюде лежат разноцветные яйца, окрашенные мамой по собственной методе. Не отличаясь особой религиозностью, к пасхальным традициям она относится со всей серьёзностью и присущей ей выдумкой. На одних яйцах зеленеют резные листья, другие, сваренные в крутом настое луковой шелухи, покрыты затейливым узором. Есть даже, к восторгу малышни, яйца в горошек и клеточку.
Папа, свежевыбритый, в любимом сером пиджаке с орденскими планками, придирчиво оглядывает стол с закусками- не забыла ли чего мама.
Прожившие вместе пятьдесят лет, родители с полуслова понимают друг друга. Такие разные внешне: папа- высокий - под метр девяносто, широкие плечи, прямая спина, красивые руки, и мама - чуть выше среднего роста, с округлыми уютными формами, быстрая и энергичная- они прекрасно друг друга дополняют и в чём-то неуловимо похожи.
Скрипит старая калитка и папа спешит встречать гостей. Первым ,благодаря моей занудности и пунктуальности, почти всегда приходит наше с мужем семейство,. Папа подхватывает сумки и ворчит–«Там бабушка столько наготовила, ставить некуда». Троекратное всеобщее целование-«Христос воскрес! Воистину воскрес!», восклицания по поводу принесенного, нарядов, цветов, и начинается втискивание новых блюд между мамиными.
Пока расставляем тарелки, подтягиваются брат и дядья с семьями, и, наконец , последней прибывает сестра со своим шумным выводком. «Христос воскрес!...», поцелуи, хлопанье дверей, звон разбитого фужера, рёв, стук расставляемых стульев…уселись.
Мама во главе стола, папа рядом и каждый из нас на своём привычном месте. За столом только взрослых к праздникам собирается больше пятнадцати человек. Наполняются рюмки, звучат поздравления и начинается дегустация. По традиции, к этому, да, впрочем, как и к остальным праздникам, хозяйки стараются удивить родных новыми кулинарными шедеврами. Удивляется, конечно, только женская часть нашей большой семейки. Мужчины отдают предпочтение маминым котлетам и голубцам. Выпили по третьей, всё перепробовано, комплименты высказаны, детворня умчалась исследовать ящики в бабушкином комоде. Наступает долгожданный момент.
«Ну что, дети, какую начнём?», спрашивает мама. Мы с сестрой препираемся по поводу выбора песни, брат настраивает гитару, а мама тихонько затягивает первым голосом: «Ой, у вишневому саду, там соловейко щебетав…». Сестра подключается вторым : «Додому я просилася, а ти мене все не пускав…». Брат, наклонив голову, подыгрывает им на гитаре и тоже вступает : «Коханий мій, пусти мне…». Песня звучит сначала несмело, в полтона, поющие прилаживаются и прислушиваются друг к другу. Но уже ко второму куплету три голоса сливаются воедино, и мелодия льётся свободно и уверенно. Я тоже стараюсь вклиниться и, прижавшись к сестре плечом, потихоньку подпеваю. Поют все сидящие за столом « …а я весела й молода, я жити хочу, я люблю, мамо, не лай доню свою…». Папа откидывается на спинку дивана и слушает. В семье поют все- мама, брат, сестра, все наши дети и внуки…кроме папы и меня. Но, если я, по нахальности своей, и просто непреодолимому желанию петь, всё же отвоевала право принимать участие в общем хоре, и даже приобрела зачаточные навыки, то папу поющим не видел никто. Но слушатель он первоклассный.
В такие моменты он счастлив - видеть своих детей вместе - взрослых, самостоятельных, помолодевшую маму, шалящих внуков - чувство это так явно проступает у него на лице, что у меня щемит сердце от нежности.
Уже спели о ямщике, о туманах, голоса разогрелись, звучат на полную мощь.. « А дорога дальнею ниткою вьётся..», «Есть по Чуйскому тракту дорога…» - это уже для папы, всю свою трудовую жизнь крутившему баранку. Для меня исполняется « Есть в графском парке…», которая, по мнению брата, является моей любимой песней. Отложив гитару, брат выходит покурить к дядьям, обсуждающим во дворе мировые проблемы. Мама высоким, удивительно чистым голосом поёт действительно любимую « Ой ти дівчина с горіха зерня», мы с сестрой дурачимся – «…ой на небе тучи». Молодёжь вставляет свои приколы, в общем, репертуар у нашей компании широк и разнообразен.
Между попеванием потихоньку продолжается и попивание, меньшая поросль носится из комнаты в комнату, большой родительский дом гудит, как улей. Отведали сладкого, обсудили последние новости в родне и – снова петь -«Враги сожгли родную хату…», «…мне малым мало спалось…», «ніч яка зоряна…»… Время за полдень, тётка потихоньку собирает посуду, скоро расходиться, у всех хозяйство.
Переглянувшись с сестрой, брат мягко начинает:
– «…летит, летит по небу клин усталый…»,
разговоры смолкают, эту песню мы считаем семейной . Мама украдкой гладит папу по руке. У папы, ушедшего на фронт с первых дней освобождения Крыма, хлебнувшего прогорклого воздуха Европы, пустынной жары Монголии и солёного ветра Тихого океана, с нею связаны свои, сокровенные воспоминания. Над столом проникновенно и слаженно плывёт –
« …быть может, это место для меня…»
Папины глаза туманятся, у сестры прерывается голос. Дети, просочившиеся на веранду, окружают папу и, притихшие, слушают…
«…настанет день, и с журавлиной стаей я полечу в такой же сизой мгле…»…
***********************
Словно вчера - апрель, Пасхальное Воскресенье. Ещё жив папа и жива мама. И мы, с первой сединой в волосах - всё ещё дети. Для мамы и папы – дети. И не тянет, как сегодня, сквознячком из той, последней, перед «ничто», двери. Наши спины надёжно прикрыты - ещё живы родители…тогда ещё живы…
«…из-под небес , по-птичьи окликая, всех вас, кого оставил на земле…»