Толик пел нам песню про тополиный пух.
Пел он под гитару, ну и, конечно, вслух.
И грешила песня одним словцом плохим –
Это исключенье, мы Толика простим.
Чуб его качался, коричнев и волнист,
Голос разливался, силён, приятен, чист.
Ставила аккорды – эх! – левая рука,
Правая – эх! – билась, проворна и легка,
На струнах билась, и проворна и легка.
Тополя, и вправду, поблизости росли,
И пушинки в окна влетать вполне могли.
Нам на этой кухне, чтоб кофе заварить,
Ручку кофемолки не раз пришлось крутить.
И неоднократно – я помню до сих пор, –
Мы вели высокий разумный разговор.
Толик был во вкусах достаточно широк,
Но предпочитал он хороший русский рок,
Не рокопопс, а настоящий русский рок.
Толик пел не только про тополиный пух –
Песен было много, гораздо больше двух.
Там девчонки были, обычно, неплохи,
В нас они ценили не хамство, а стихи,
Песней наслаждаясь, ценили и певца,
Больше всех, конечно, Толяна молодца.
Мир вокруг дразнился интригой и борьбой.
Разве нам чего-то недодано судьбой?
Что суждено, то нам и выдано судьбой…
Солдино и лето, и пух от тополей!
Я, как прежде – юный, забавный лицедей!
Вся компашка наша, конечно же, юна!
Жизнь полна эмоций, а иногда смешна!
Я иду за хлебом и к Толику зайду,
Пух лицо щекочет, я морщусь на ходу.
И предугадать нам немыслимо сейчас,
Что об этом пухе мы вспомним много раз,
О тополином пухе вспомним много раз…