Порхает в воздухе промерзшем
Мелодий странных хоровод.
И как опасный хищный коршун
КружИт свет-месяц над землей.
Здесь тешут искры ятаганы
И лязг клинков относит вдаль;
Ненанесенные здесь раны
В несуществующих боях.
И, спугнут шумом схватки грозной,
Гонец обходит стороной
Тот путь. Он для войны не создан,
Ему бы зАсветло домой.
А озеро скрывает морок,
Он наслан или был здесь век…
Под толщей ледяною корок
Уснули омуты навек.
Здесь от весны блюдут пустыню
Молитвы белой тишины.
И вдох чужой, и крик – остынут,
Поддавшись чарам. Валуны
Свернулись к сердцу, спины греют
В лучах отвёрнутых светил.
В изгнании и солнце злеет,
Здесь и оно способно мстить.
Но по волнистой шкуре льдиной,
Что затянула тело вод,
Ведет цепочкой след недлинный,
Он пропадает… Но живет!
Как рыба-кит из старой сказки
Несет на ребрах ветхий дом.
Мазком нелепым темной краски
Он врос в снегА, блестит коньком.
Сетей обледенелых песня
Нежна, загадкою полна,
Задумчива, тиха, как вестник,
Что сны роняет со крыла.
В рыбачьей хижине убогой
Нет ни души, ничьих нет слов.
К стене прислонена острога.
Гирляндой у печи улов.
Тела солёные рыбёшек
Сухи и скрючены в мольбе –
По души их был невод брошен
В полынье темной на реке.
Рукой усталой штопал сети,
Наверно, жилистый рыбак
С обветренным лицом. И дети
Не жили тут – он холостяк.
И грудой свалены в подстолье
Меха зверей, убитых здесь…
Сродни у склепа богомольнее
Распятый образ на стене.
И кем похищен был хозяин?
Молчит застЕлена постель.
Лукавый зверь – пустыня – знает
Как схоронить в себе людей.
Но сеют ветры из подолов
В замерзшую небесну твердь –
Безоблачность воронка вспорет –
Здесь сотни дев, воздушных ведьм.
И плащ их синий нараспашку,
И ожерелье колких звезд…
Их вой – предвестник бурь, он страшен,
С ним в кровь вливается мороз.
А их праматерь, королева,
Порой так ласково взглянёт,
У глаз морщинки… Что ж, не первый
Рыбак сорвался в талый лед.