Письмо в прошлое

Ирина Цаголова
"...Да, ты прав: я действительно вросла в тебя! Не бойся, я не утратила ни понимания, ни здравомыслия, ни воли, ни чувства реальности. Я понимаю тебя, понимаю!
Зато я живая: дышу, живу, радуюсь, грущу. Я живая именно сей-час, когда многих моих сверстников уже нет: чёрное небо над ними подобно крышке гроба, безнадежно и неотвратимо близящей итог земного бытия. Удар и всё - тьма, тьма, тьма. Смерть наступает тогда, когда смертельно раненное небо опрокидывается на землю, схлопываясь с ней, разбиваясь  вдрызг на триллионы бездушных  и бессознательных молекул материи.
 Но я ещё жива! Мир вокруг такой разноцветный. Смотрю на него во все глаза, отмечая переливы оттенков, слышу звуки - то близкие , то далёкие, как вскрики поездов дальнего следования в чёрной августовской ночи. Я пою так тихо, что меня слышит ИЗНАЧАЛЬНАЯ  и отвечает невообразимо гармоничной музыкой сфер. Так мы с ней поём вместе - вечная девочка со светлой грустью в отчаянно зелёных глазах и мудрая Душа Вселенной.
 Я пою тебе, в тебе о нас, о том, что человек не отщепенец в мироздании, а первенец и любимец, со-творец Предвечного. Я пою, и сотни дивных подголосков душ тех,кого я встречала на своём пути к сокровенному, оттеняют мой крепнущий голос. Звуки, как брызги фейерверка, летят весёлыми искорками к тебе -тебе, о тебе, для тебя. Я легка  и прозрачна, как прохладный сентябрьский воздух, будоражащий дыхание. Ты даже не услышишь, когда... Не бойся за меня...я всё принимаю и знаю НАПЕРЁД, потому что прозорлива. УРОДилась такая - что поделать? В детстве мама называла меня "уродец".
 Сегодня мне улыбчиво. Выхожу на улицу. СОЛНЦЕ, солнце, солнце везде-везде! Ничего не прячется от него в тень, ничего не боится его лучей, приникающих пламенными корнями в глубины одинокого существования индивидуального "ничто". Я твоё солнце, твой свет - не бойся меня!
Просто зажмурь глаза, если им слишком светло, слишком больно видеть. СЛИШКОМ близко, близко - до умопомрачения. Ты привыкнешь со временем к этому, и однажды страшно и безотчётно крикнешь: " Как я хочу света! Дай мне света. Почему ты не светишь больше?" Но это не моя вина, нет - просто ты перестанешь видеть,перестанешь чувствовать, и однажды выплачешь мне в глаза свои полные горечи  "прости!" и "отпусти!". И это будет совсем-совсем глупо,потому что нет человека безвинней, свободней и прекрасней, чем ты - мой любимый, ослепший от горечи осознания неотвратимого.
 Надо уметь достойно переживать всё: и восторг, и великую печаль , без которой не бывает настоящей Любви, нет, не бывает, милый!
 Я много теперь успеваю, много делаю - с мыслями о тебе изо всех сил тянусь к миру, чтобы, встав на цыпочки, дотянуться хотя бы до одной , вооон до той - самой маленькой звезды и...погладить её так, как иногда глажу тебя - легко, улыбчиво и почти не осязаемо, кончиками счастливо-трепетных пальцев.  Ты правда это не забыл? Правда?"


...Не оконченное письмо пролежало на столе под кружкой с недопитым чаем
около суток. Потом его подхватили чьи-то спокойно-белые жёсткие руки и
выбросили в старое мусорное ведро.