индейцы и грибы

Борис Фрумкин
Стало слышно жужжание мухи.
Беспокойной мухи в ушах моих путь проложен назойливым звуком.
Чёрное, мохнатое наглое тело наливается в дом, неуловимая точка наполняет весь шестистенный мой мир. И, понеслось! Точкой начала координат. Точкой отсчёта измерений, точкой «не может быть», точкой и только точкой, что потеряется в волосах, состриженных волосах школьника-рецедивиста.
Может быть, белым снежком? Вон, за окном, какие то лёгкие люди играют в снежки, смеются и так хорошо там, наверное.
Может быть, волосяным комком? Тем самым, что кошка выхаркивает иногда.
Волосы – вероятности моего дня – направления мыслей, редких или густых, мыслей-запахов, мыслей чешуек налипших на кожу, налипших, казалось бы навсегда. Но мыло не отменяла, какая то ни какая власть.
Понеслась душа в рай!
Точка хаотично носилась над-под-от-до-где-там-тут-нет-вот-вот-нет-т….Мир хлопал плоскостями измерений, ватой изменений, лучами озверений, ладошками сомнений, кружками соответствий, бочками бездонными дождевой воды и летал.
Орбитальный комплекс «Мир» летал, шаркая крыльями о стены комнаты, летал вверх, летал вниз, чуть вбок, сместился вверх, накренился и сел на пол, прибился к потолку и…, ну, вот так. Как-то так, как-то так. Крест остроконечный, истончающийся и вновь бьющий нежданным родником.
И всего то меня изрезало гранями, стасовало и раскинуло по краям. Да. Правый глаз в одну сторону, левый в другую, и всё так. А глаза уже назад не вставить – как понять, какой из них левый, какой правый. Не знаю теперь, что и делать. Тем более, что сегодня произошёл ряд событий совершенно истощивших меня. Сидя за бесцветным столом, собираясь выпить чаю,  я подвергся неожиданному и крайне неприятному нападению престранной особы особой толщины и цепкости. Она схватила меня за руку и заорала своему мерзкому спутнику: я сама его провожу, только чаю попробую! После чего, она, держа меня за руку одной рукой, вторую отставив в сторону, наподобие крыла, так изображают пингвинов, резко нагнулась к стакану, видно вознамерившись по-гусарски схватить его одними губами и распрямившись выпить. Но не вышло! Не тут то было! Во-первых – стаканчик был бумажный, во-вторых – эта тварь промахнулась и смяла его левой щекой. А чай был горячий, горячий был чай, хотя стаканчик не был горячим. Горячий чай попал ей в глаз, обжёг щёку. Хватка её ослабла и я благополучно, как мне тогда показалось, вывернулся. Вывернувшись, я побежал. Зачем только оглянулся? Дурак! Попал в руки к трёхкилометровому, худому и на вид больному – синие мешки под глазами, красные прыщи по щёкам, беззубый рот, почти безгубый. Он приподнял меня, но, лягнув его двумя ногами, я упал на пол, и быстро поднявшись, бодро ретировался в ближайшую щель. Вот здесь ни кто меня не достанет! И, почёсывая мохнатые чёрные лапки, друг о друга, пошевеливая крыльями, что ни будь придумывать начал. Зачал, так сказать, нового червя своей жизни.
Пролетая мимо одной из шести стен, я наткнулся на некую прозрачность.
Я знаю, за прозрачностью таяла ночь.
Мерцающий ранний свет манил и терзал душу.
Око в окно окунулось. В несостоявшееся зеркало, зеркало без амальгамы.
Ладошки не сошлись, звук не вспыхнул. Такое редкое событие, обычно, погода не тешит покоем. И всегда:
Как будто бы в театре, в огненном рёве громовых оваций, являлись  бесчисленные зеркала, как побочные дети, как поросята. Зеркала для безразличия.
А потом:
Невидимые руки расставляли зеркала и зеркала зыркали в разные стороны. По сю сторону и по ту сторону и там где не тут то было и там, где не вышло. Но ведь бывает же такое - не легла амальгама на стекло, и око в окно окунулось. И из заоконного пространства ему аукнулось. И всё, что было в комнате, забылось. За бытием оказалось.
-Что ж это за око, что за бытием может видеть?
-Память, что ли. Или нет. Или да.
-Илинет с Илида. Илинетилида.
-Илья в Лиде.
Земляника с черникой.
Руки в глине, пот на лбу.
Пот лба, лобяной пот, капает с брови в уголок глаза, в точку у носа, стрельчатую часть ока, и соль слегка раздражает, но нет возможности убрать каплю, руки ведь в глине. Сдуть каплю, выдуть солёное море, не выходит, не получается, не даётся. Надо забыть, что бы продолжать лепить, потому что ещё не вышло. Забыто. Вот яблоко висит, июль, а оно красное. Маленькое красное сладкое яблоко. Сочное яблоко в жаркий день. Жаркий, но не солнечный. Солнце прячется в тучах и парит земля, потеет. Как сладок пот земли! Лес, многое-многое, медовоточивое разнотравье. Средоточье сверкающих стрекоз, верещащих сверчков, мух, комаров, блестящих мелких птиц. Быльё!