Отставший от войска, сидишь на прибрежном песке
и смотришь, как ёмкий простор поглощает остатки флотилий
двунадесяти городов, что ценой дорогой заплатили
за яблочко, что оказалось у царского сына в руке.
И меч, так легко вылетавший навстречу врагу
из кожаных ножен, теперь оказался ненужной поклажей,
и узел с добром, раздобытым при штурме в солдатском кураже,
лежит в небреженье в камнях на пустом берегу.
Здесь больше не будет чудес, из прибоя не выползет змей,
не будут дымиться дубы от зловещих знамений,
и местный божок возвратится обратно в ручей,
и те, на высоком Олимпе, поищут других развлечений.
Полгода пройдет, и седых ветеранов орава
прибьется к родным берегам, повзрослевших обнимет детей,
цари по ступеням взойдут, осиянные славой,
по волнам скитаться продолжит один Одиссей.
А ты, побродив средь остатков костров, от ночных почерневших дождей,
по бывшему лагерю, где так недавно гремели команды,
помянешь в простых выражениях бывших вождей
и прочь от пожарища двинешься вверх по долине Скамандра.
До ночи дойдешь до деревни, приткнувшейся к горному склону,
попросишь в ближайшей лачуге лепешку, воды и соломы.
Тебя приютят без ненужных вопросов – обычай таков.
К тому же за десять годков поубавилось тут мужиков.
Наутро проснешься и выйдешь на каменный двор –
такие же горы вокруг, как в родимой Ахайе …
– А ну-ка хозяин, давай-ка поправлю забор,
а то и мотыгой за стол и ночлег месячишко-другой помахаю.
Дементий не против – ведь пара мозолистых рук по хозяйству всегда пригодится.
А как урожай собирать, приголубишь красоточку местных кровей,
Что к родичам дальним прибилась, бежав из погибшей столицы.
Она не Елена, но может тебе народить сыновей.
Что ж, катится лет колесо – и возникнет домишко, обмазанный глиной,
и выводок по двору бегает – парни растут, хоть куда,
но ты вечерами сидишь у ворот с самой младшей – любимицей Фриной
и песенки ей напеваешь про то, что случалось в былые года,
про долгие будни осады, про то, как геройское войско сквозь стены прорвалось
вослед за чудесным конем – и девчонка внимает, разинувши рот,
а ты вспоминаешь, как бабка её под тобой извивалась
на скользких от крови камнях той победною ночью у Скейских ворот.