****
Муха квакнула с утра, да так невовремя...
Солнце било в цвет, крутилось в небе крышечкой...
Не входи ко мне с больными разговорами -
занят. С мухой мы отращиваем крылышки.
Муха мне наворковала, да не в крапинку,
мне рубашка ближе к телу - кумачовая.
А декабрь уже приплыл и виснет ладанкой,
я ладонь к нему протягиваю чёрную...
Вижу - солнце всё в полоску запорошило;
и не греет, и не реет буревестником...
У меня остались два случайных грошика,
чтоб катились колесом по тёмной лестнице...
Чтоб упали, отзвонив напоминальное -
что бескрылым к небу нет дороги сызнова...
Я крошу себе в салат воспоминания,
где катался в масле мир головкой сырною...
Я и муха - нынче птички-неразлучники,
а оборванное жжёт лопатки углями.
Отомкни мне ночь своим звенящим ключиком,
чтоб вместила нас в себя поближе к улею...
На тринадцатое мы полёт наметили:
я нашёл окно, ещё не дозакрытое...
Буду муху в кулаке держать я меткою,
чёрной меткой - неисполненному рыбкою...
Вижу - лёгкие считают расстояния,
приближается асфальтовое, множится...
Звёзды шапки ломят, вышедши боярами...
Только лгу я сам себе, и муха морщится.
Прорастает муха в клетку обезьянюю,
накрывает меня шорохом и сетями,
всё прощает, всё решив за нас заранее -
замыкая утро в направленье к северу...