Вчера прошумел дождь. Уже не летний, скорый и тёплый, после которого солнце выглянет – и разом воду сгонит. (Тут же вспоминаю папу моего, утешавшего меня, когда дожди заливали несобранное сено, поговоркой: «Кто вымочил, тот и высушит».)
Вчерашний дождь не был долгожданным грибным, шелестящим, как фольга, тысячами пузырьков по реке. Захлёбываясь от восторга, сосут эту воду грибницы, и где-то там под землёй нежные маслята и крепыши-подберёзовики притопывают ножками от нетерпения выбраться наверх, поближе к ясному солнышку и тёплым дождям.
Нет, дождь прошёл затяжной, осенний, холодный. Под такой дождь удобно спать (на весь сон дождя хватит, да ещё и останется) или плакать. Выйдешь под дождь со слезами – и через мгновение многочисленные мелкие струйки смоют с лица солёные следы, а ещё через некоторое время, проникнув за воротник, погонят тебя домой, где почувствуешь странное успокоение. Даже самые сильные слёзы снимает дождь.
А ещё под шум его хорошо слушать в тепле неторопливый рассказ о былом…
Старые люди любят рассказывать. Когда-то я, ещё юная, жадно ловила рассказы своей бабушки об её юности, потом слушала отца, чьи слова перебивались долгим кашлем – астма цепко держала его последнее двадцатилетие возле постели. Дольше всех слушала маму, смотрела на её седую голову, боясь, что и её скоро не будет с нами, как нет уже и бабушки, и отца, и многих-многих людей из моей деревни…
Их нет, а воспоминания о них, встречи с ними лежат на моей душе, точно серебряные капли на траве после дождя. Страшно мне, что забудут их всех – потому и пишу, пытаясь удержать серебряную росу, хотя бы на бумаге.