Я прожил с десяток жизней.
Я сотни дорог прошёл.
Не раз я менял отчизну.
Прижился - и вновь ушёл.
Я был рабом на цепи кровавой,
По спине пробегался кнут.
До сих пор ломота в суставах.
До сих пор кожу раны жгут.
Госпожа в чёрном латексе ярком
Призвала как-то раз в альков,
Обещала тряпья и подарков,
И свободу от тяжких оков.
Я в глаза посмотрел масляные,
Там жёгся костёр-разврат,
Она извивалась, как пьяная,
Мне в уши вливала яд.
С холодной усмешкой презренья
Я плюнул ей в кубок с вином.
...И тяжки были мученья
До смерти в подвале сыром.
Я прожил с десяток жизней.
Я разным царям служил.
Я речь говорил на тризнах.
Они уходили, а я снова жил.
Крестоносцем в походе дальнем
Как-то раз приходилось стать,
Подавлять ;мятежи, восстанья,
Чужаков на колы сажать.
Отправлял умирать крестьян
За веру - ясен день, не мою.
А потом, в одиночку пьян,
Я в шатре потихоньку пою.
И в арабском резном чертоге
Соблазняла меня, не стыдясь,
Оборванка в одеждах убогих
И с сапог мне лизала грязь.
Местный бог как-то нас покарал,
Средь затерянных жёлтых стен,
Ассассинов отряд он за нами послал.
...И на помощь никто не успел.
Я прожил с десяток жизней.
И время бросало вспять.
Я часто менял отчизну,
Менял и менял опять.
Я был наркоманом-готом.
А как - я не знаю и сам.
Не тревожили ум заботы.
Предавался пустым мечтам.
Я, откинувшись на надгробье,
Дешёвое пойло из банки пил,
На солнце глядел исподлобья
И люто весь мир материл.
А зимой непривычно-холодной
На некрополе замерзал,
Кутался в плащ полинялый походный,
И мрачные песенки вслух напевал.
Уж все подруги под снегом
Сокрылись среди могил,
А я согревался бредом.
...Недостало у тела сил.
Я прожил с десяток жизней.
Я разное пил вино.
Потом мне служили тризну.
А пили они - всё одно.
Я был офицером Рейха.
Железный носил я крест.
Я с низа прошёл до верха,
В столицу - из дальних мест.
;И фюрер пожал мне руку,
А я ему "хайль" сказал.
Но пленный мне прочил муку
И до конца кричал.
Меня удивить пыталась
Блондинка - тугой металл,
В гостинице извивалась,
Покуда я Ницше читал.
И лишь указал на дверь,
Как за ней трое братьев пришли.
И пускай я брыкался, как зверь.
...Моё тело в канаве нашли.
;
Я прожил с десяток жизней.
Я разным служил царям.
Не раз я менял отчизну.
Не раз попадал к скотам.
И, вновь музыкант патлатый,
На сцене я жёг и пел,
Вносил за концерты плату
И долго потом хрипел.
Я разбрасывал деньги мрачно,
Сигару в бокале тушил,
На ковёр я плевал, да смачно,
И вино с мескалином пил.
Танцевал и бесился смело,
Не последняя жизнь, я знал.
Я крутился, как угорелый,
Безумьем в толпу швырял.
И стал я одним из тех,
Что славненький путь прошли.
На десятом творил я грех.
...Под балконом меня нашли.
Я прожил с десяток жизней.
Я много чего искал.
Опять отслужили тризну?
Да что вы! Я так устал.
Штурмовик запредельно-дальний,
Я клин в мёртвый космос вбил.
Я жил в пустоте печальной,
Себе на печаль не оставив сил.
Нас оставалось, как помню, трое,
Но зашли чересчур далеко,
Я коллапс где-то там устроил,
Целил долго и попал в молоко.
И расчёт показал нам красный,
Показал, что не дотянуть.
А закат каждый час был прекрасным,
И хотелось ещё взглянуть.
Поцелуем тянули время,
Сирый вакуум разум тушил.
Тело в космосе стало, как бремя.
...Было дело, и так я жил.
Я прожил с десяток жизней,
Я верил в конец и почти что ждал.
Я ни в грош не ценил отчизну.
Лишь в надежде опять умирал.
И я, дворянин надменный,
Сидел за хмельным столом.
Я кривился врагам презренно,
Сам холопов я бил кнутом.
Я увидел рабыню в цепях,
И под вечер её позвал.
Вот пришла, вся в слезах,
На запястьях блестел металл.
Она надеялась на свободу,
Лохмотья сбросила прочь.
Она вызывала седую природу,
;Угрюмая, будто ночь.
А я посмотрел туманно
И вспомнил, кем сам я был.
Тогда хохотнул гортанно
...И меч сам в себя вонзил.
Я дружбу водил со смертью.
Я к ней, будто брат, привык.
Я жил во хмельной круговерти,
Являл я всё новый лик.
И вот снова город серый
Зовёт в свою ночь пройтись.
У людей здесь в кого-то вера.
Они кресты натравили ввысь.
А я да в одежде новой
Шагаю по трассе вдаль.
А голос бесплотный сурово
В уши гремит, как сталь.
Говорит, договор окончен,
Говорит, что довольно мне
Дни прожигать да множить ночи
В бесконечной людской войне.
И вот глаза мне сияют карие,
И новый звучит язык.
Луч фонарика бродит в мареве.
Я к такому пока не привык.
Мне лоб разрывает болью.
И демон свой рвёт листок.
Отпущен теперь на волю
Древний и злой пророк.
И тысяча лет уходит,
Как снег, растекается вплавь.
Наважденье морок уводит.
Остаётся - пречистая явь.
Я стебель розы сжимаю.
Давно ль в этом мире символ она?
Я снова иду, говорю, и вздыхаю.
А мысль моя непривычно нежна.
Снова небо раскинулось звёздное.
Слышу дыханье и сердца стук.
И пар изо рта, а вокруг всё морознее.
Слышу, слышу я каждый звук.
Снова лифта дверь открывается,
Снова лестница тонет в дыму.
Счёт пульса, как лифт, поднимается
В непривычном и сладком бреду.
Уплачено злом извечным
За то, что так долго живу.
Пусть долг возвращён скоротечно,
Но зато - всё теперь наяву.
Здесь экран людей собирает,
Сплетаются руки тайком,
Здесь кто-то всегда что-то знает.
;А сердце стучит молотком.
Здесь все снова ищут чего-то
И тянутся полог сорвать,
Здесь всех утомили заботы,
Но не все разучились мечтать.
Здесь любят сидеть, отдыхая,
Да ходить покурить на балкон.
Здесь диваны нас всех принимают,
Даруют нам страсть и блаженнейший сон.
;Никогда не бывал так далёк от мечты,
И так близок впервые я.
В этом мире мечта есть ты,
В этом городе - жизнь моя.
Я прожил с десяток жизней.
Я сотни дорог прошёл.
По смерти служил я тризну.
Я жизнь и любовь нашёл.
Говори, что она - безумье,
Или как этот немец пел?
Я века пребывал в раздумьях.
И сомненья - не мой удел.
Ты не веришь, что всё возможно,
Ты не знаешь, что в мире не так.
Наши знанья, поверь мне, ничтожны.
А небо тайком чертит новый нам знак.
Говоришь, что как прежде, наивна,
Помнишь всё, помнишь всё о былом.
И выходишь с улыбкой невинной,
Разговариваешь с дождём.
;Ты не веришь, что всё возможно.
Улыбнусь - ну, скажи: дурак.
Поднимаю я взгляд тревожно:
Небо чертит нам новый знак...
Я прожил с десяток жизней.
Я сотни дорог прошёл.
Теперь не служу я тризны.
Я то, что искал - нашёл.;