“ЖИЗНЬ СУЕТНА,
НО МЕСТО ЕСТЬ ПОРЯДКУ...”
*терцины*
Жизнь суетна,
Но место есть порядку,
На всё свой крайний срок и свой черёд,
На неоглядный путь и на оглядку.
Оглянешься — и оторопь берёт:
Возврата нет. Мне некуда вернуться
И незачем уже спешить вперёд.
Над головой нетопырями вьются
Назойливые тени тех людей,
С кем встретиться пришлось и разминуться.
То постояльцы памяти моей,
Ничем не заплатившие квартплаты
В расчёте, что не сделаюсь бедней.
Утратив их, не чувствую утраты,
Да только жаль, чужих тащил с собой,
Чужим открыл Души своей палаты.
Они держались с ревностью тупой
Моих страстишек и случайных болей,
Что поневоле стали мне Судьбой.
Ничтожные в своей трусливой роли,
Они со мной, пока вперёд иду,
А затопчусь, уже кружат на воле,
Дрожат, что вместе с ними упаду,
Не поднимусь, а там — во тьме кромешной
Поволоку их к вечному суду.
Не отличайся я Душою нежной
И добрым Сердцем, было бы не грех
Забавиться картинкою потешной.
Но если б видел я их вместе всех
В постыдные минуты обнаженья,
Притих бы мой потусторонний смех.
Их трусость — это предостереженье
За временно дающее мне знать,
Что Жизнь моя замедлила движенье.
Успею ли торжественно воздать
Всему тому, что было несказанно,
Что шло по мне само, как благодать.
Всему тому, что в памяти сохранно,
Всем искренним, что были мне верны,
Всем любящим меня, пропеть — “осанна”?..
Во всём я жаждал мудрой глубины,
Да неглубоко вырастала репка,
Вытягивал, не натрудив спины.
Влекла меня возвышенная лепка,
Манил меня к себе небесный фриз,
Но суета сует держала крепко.
“Вперёд и выше” — дерзкий мой девиз
Она, постыдная, опровергала
Тем, что при взлётах низвергала вниз.
Мне б тлеть и тлеть уныло и устало,
Не встать бы мне и не взлететь, когда б
Меня моя Любовь не сберегала.
Кто любит, кто любим, уже не слаб,
Кто верит, кому верят, тот всесилен,
Паденье для него — всего этап.
Мне голос некий был: “Очнись, Василий,
Восстань! Ещё не взята высота,
Другие ещё крыл не нарастили.
Дерзай! Дорогой звезд, хоть и крута,
Постигнешь, как, зачатая звездою,
Земная прорастает красота.
Ты Женщину, с единою чертою
Той красоты, желанье торопя,
Беспечно путал с полной красотою.
Ты множил женщин, целое дробя,
И, возлюбив Любовь любовью чрева,
Растрачивал во множестве себя...”
Был снова час возлёта и возгрева,
Вскипала кровь, вынянчивая страсть,
Любовь без страха и Любовь без гнева.
Всё суетное потеряло власть,
Всё временное пролетело мимо,
И, наконец, мне Истина далась.
Любовь предстала без гримас и грима,
Бездубликатною, всего одной,
Как Жизнь сама, а Жизнь неповторима.
Её своей я встретил сединой,
Высокому светильнику подобной,
С желаньем осветить ей путь земной.
И вот уже к моей Любви не дробной,
Постигнутой со всех Семи высот,
Спешил какой-то нагло-расторопный,
Охочий до подсказанных красот.
Но пошлость цельной красоты не застит,
Как малый дым не гасит небосвод.
Воистину, у выстраданной Страсти
Уж нет соперников и нет врагов,
Над ней и время не имеет власти.
Мы тоньше ниточек в тканье веков,
В станке времён, где так легко порваться,
Где в спешке не завяжут узелков.
Мы можем даже с Веком не соткаться,
Историк строгий не заметит нас,
Нам нет нужды и этого бояться.
Нам наша Жизнь дана не напоказ,
Но каждому положен подвиг личный,
На вековом пути свой Звёздный час.
Первична Жизнь, История вторична.
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
1978