Людмила
-Ребятки, посмотрите на меня, - класс утих, постепенно осваиваясь на сцене, - актерское мастерство – это, прежде всего раскованность. Вы, поймите ребят, мастерство сразу не приходит, нужно учиться вести себя на сцене легко и свободно, преодолевая страх. Обычно выйдя на сцену, что вы чувствуете?
-Панику, - сказала «звездная» девочка класса Анна Кукушкина. - Страшно и все тут! И паника, и, кажется, не помнишь ни одного слова.
-Вот ребят это и называется страх сцены. А ещё?
-Кажется, что все на тебя смотрят и смеются над тобой! – выкрикнул Антон Наезчиков, мальчик интеллигентный, послушный и исполнительный.
-Да, Антон, такой страх испытывают многие. Это страх перед зрителями. Возникает ощущение, что ты в мыльном пузыре и все с любопытством смотрят на тебя. И ты боишься сделать что-то не так, тебе страшно от такой массы бездушных, оценивающих глаз. У актера много страхов, потому что он человек, а не запрограммированная машина. С сегодняшнего дня в курс вашего обучения введены уроки актерского мастерства.
-А зачем они будущим учителям?
-Ну, ребятки, это вам, по-моему, и объяснять не нужно. Учитель чуточку актер и каждый день он выступает перед зрителями, то есть перед классом. Осваивайте сцену. Ищите на ней свое место и помните – лучше всего видно тех, кто спрятался за спинами товарищей. Ваше первое задание – дискотека. - Вот это для ребят оказалось полной неожиданностью – посреди урока и вдруг дискотека, да еще на сцене. Чтобы не смущать ребят я отвернулась, первый раз всегда неловко.
Ребята в классе подобрались замечательные: добрые, отзывчивые – именно такими и должны быть будущие учителя, - отбор в педагогический класс был жесткий и строился не только на рейтинге оценок, психологи хорошо поработали. Судя по нарастающему гулу, ребята прекрасно освоились на сцене, и дискотека набирала обороты.
Анна оправдывала звание «звездной» девочки. Быстрее своих одноклассников она освоилась на сцене и заняла самую выгодную позицию – в центре. Вокруг неё образовался круг танцующих юношей, отдельно от них в своих кружках танцевали девочки, остальные, в том числе и Антон постарались спрятаться за спинами танцующих, им явно было не по себе и потому они жались к занавесу и кулисам. С этими придется много работать, отметила я для себя. Создать единый творческий организм не так и просто, как многим кажется. Каждый человек личность и не каждый готов уйти на вторые роли, освободить место в центре для более талантливого, ну или более наглого. Начиная знакомиться с ребятами, трудно предугадать, кто из них окажется самым успешным. Успех зависит от работоспособности, а работа предстоит тяжелая - над собой. Музыка все еще гремела, а задания усложнялись. Нужно было изобразить дискотеку шестиклассников, пенсионеров, гопников, ассамблею Петра I. Молодежь веселилась, хохотала, образовывались новые группы и пары, класс был вынужден передвигаться по сцене, искать и создавать новые образы. Звонок прозвенел неожиданно, по классу пронесся вздох разочарования. Спускаясь со сцены, молодежь бурно обсуждала урок.
- Людмила Николаевна! Людмила Николаевна, а вы индивидуально занимаетесь?
- Антош, ты про актерское мастерство?
- Угу.
- Я не занимаюсь, а тебе-то это зачем? Через полгода занятий все встанет на свои места…
- Нет, я не хочу ждать долго, мне нужно научиться быстро.
- Не очень понимаю, зачем нужно быстро, Антош, но желание похвальное.
- Мне нужно, понимаете нужно, я это точно знаю.
- Антон, актерское мастерство – это не панацея, не волшебная палочка, не средство обмана. Многие в твоем возрасте думают, что став актером можно стать другим. Это не так, ты всё равно останешься собою.
-Мне нужен репетитор. Без вопросов и объяснений для чего. – Антон остановился. В его глазах сверкнула непримиримая решимость добиться своего любой ценой. – Я могу очень хорошо оплатить уроки.
- Я подумаю, Антон, - отпихнулась я, никогда прежде не замечавшая в юноше такого напора и решительности.
Серая пятиэтажка ничем не отличалась от своих сестер по району. Те же сырые, пропахшие мочой подъезды, те же ободранные зеленые стены, та же безнадежность за молчащими дверьми близнецами. Нагруженная тремя пакетами с едой я даже не заметила, как поднялась на свой четвертый этаж. Первые уроки всегда волнительны и не важно, что ты проводишь их в сотый раз. Каждый класс – это особая история, один и тот же урок не проходит, так как предыдущие. Я была довольна сегодняшним уроком и потому позволила себе помечтать о том, что будет дальше. Я уже видела, как распределю роли в предстоящем спектакле и уже знала, какую пьесу возьму для этого класса. Мурлыкая веселую молодежную мелодию, прицепившуюся ко мне с урока, я открыла дверь квартиры.
-Закрывай быстрей, вонь в дом не пускай!
-Здравствуй, здравствуй, милый дом… я устала как собака… подайте мне тапочки уже.
-Уже приняла или только собираешься?
-Что именно?
-Ты дуриком не прикидывайся, видали мы таких актрис и даже вертели на …, - Семен показал, где и как жестами не решившись озвучить похабную шутку. Настроение полетело к черту, помахав на прощание волосатой лапкой.
- Семен, ты же знаешь, что я не пью. Зачем придумываешь? Никогда не могла понять, зачем это тебе нужно.
-А тебе и понимать ничего не нужно. Нужно принять, - Семен щелкнул пальцем по шее. Объяснять что-то человеку, которому на твои объяснения начихать - сизифов труд.
Смотря на Семена, я никак не могла понять, когда он стал таким? Стал ли он таким в процессе нашей супружеской жизни или я по неопытности и наивности не замечала это в нем? Сначала в таких метаморфозах я винила себя. Времени на мужа и семью у меня не было. Работа, работа до изнеможения, до безумия, выматывающая силы, нервы, душу, забирала все мое время. Может если бы у нас были дети, то все сложилось по-другому? Затем я злилась. Злилась на свое безволие, на свою не способность отказать Семену в удовольствиях и развлечениях. Не поднималась у меня рука отправить такого милого, такого беспомощного Сенечку на работу. А потом пришло прозрение: «Да тебя милочка используют, используют, как лохушку, и в это время наслаждаются жизнью» Прозрение пришло, а силы на разрыв отношений не появлялись.
-Привычка свыше нам дана…, - напевала я и приобрела ещё одну привычку – выпить после работы. Выпить стопочку, две, три. Вино сменилось водкой как-то незаметно. Я точно помнила, что ни разу спиртное не покупала, а может это получалось непроизвольно? Что тогда меня остановило? Может Господь уберег, не дал сигануть в пропасть, а может, как предупреждение сработали сигнальные огни довольных глаз Семена. Скандалы, вызовы милиции, жалобы соседям на жену-алкоголичку и вот в одной квартире два совершенно чужих друг другу человека. Настала пора расстаться. Просто взять и выкинуть трутня из не принадлежащего ему улья. Наверно именно эта мысль появилась на моем лице, потому что Семен, резко изменился в лице и, хлопнув дверью, ушел в свою комнату.
-Приятного Вам вечера Людмила Николаевна, - насмешливо пожелала я себе и шутливо поклонилась своему отражению в зеркале, расшаркавшись воображаемым пером на шляпе.
-Лю-ю-дми-ла, - нараспев не то позвал, не то констатировал чей-то голос. Голова болела, во рту пересохло, открывать глаза не хотелось.
-Что же Вы голубушка не бережете себя? В вашем-то возрасте, да с вашим талантом и как последняя дворняга… Впрочем людям с тонким восприятием мира, так тяжело живется в нашем суетном, не совершенном мире... Отсюда противоречие между внешним и внутренним, отсюда депрессии и как следствие деградация. Две стороны одного и того же процесса. Талант это не панацея, талант это обуза, а не реализованный талант – это грех. – Послышался звук наливаемой жидкости, рефлекторно я сглотнула слюну, но в горле была засуха. – Да просыпайтесь уже голубушка, просыпайтесь, присоединяйтесь к нашему разговору. Да, да именно с Вами я все это время веду светскую, так сказать, предварительную беседу.
Пришлось открыть глаза, свет резанул по нервам, потекли слезы. Страшно хотелось пить.
-Да Вы не стесняйте, вот минералочка, сок, всё свежее, только что из холодильника. – Вытерев слезы, я к своему удивлению обнаружила, что не знаю, где нахожусь. Когда-то, очень давно, мне пришлось слушать лекцию о вреде алкоголизма. Врач нарколог рассказывал, что на определенной стадии заболевания человек начинает терять контроль над количеством выпитого, качеством и своим поведением, просыпается в самых неожиданных местах. Ни когда не думала, что это произойдет со мной. Когда я познакомилась с этим мужчиной, кто он, что я здесь делаю? Вопросы, как осы жалили мой не способный даже на простейшую аналитическую операцию, мозг. Пока я жадными, не насыщающими глотками заливала в своё пересохшее нутро воду, радушный хозяин, развалившись в противоположном кресле, с интересом рассматривал меня. От его взгляда было тошнее, чем от похмелья. Желудок отказывался принимать воду, но я все еще маленькими глоточками продолжала пить, для того чтобы дать себе время вспомнить, найти хотя бы какую-нибудь зацепку из своего прошлого.
-Да полно Вам хмуриться. Вам милочка надо следить за мимикой. Морщинки не украшают женщин, а Вы надобно отметить не дурнушка.
- Я не милочка, - почему то покровительственный тон, выбранный для общения моим собеседником, злил меня. Терпеть не могу этого пренебрежения. – И не блондинка, - подумав, добавила я.
-Простите, дорогуша, если задел Вас. Сие не являлось моей целью, а является частью моего воспитания. И сейчас, когда Вы способны мыслить представлюсь, как того требует этикет. Андрей Викторович, врач милостью Божией. – Мой собеседник встал и протянул руку. Чтобы не оставаться, где-то внизу, я тоже подняла, постаравшись ни единым мускулом не показать насколько это тяжело.
-Людмила Николаевна, милостью Божьей педагог, - ответила я в тон собеседника.
-Прошу Вас, присаживайтесь, - пригласил хозяин, после тщательно выдержанной паузы. – Перейдем к нашим баранам.
-У нас общая отара?
-Волею случая, да.
-Кто же позвольте поинтересоваться пастух.
-Вопрос думается мне риторический… В ходе наших бесед, я думаю, Вы определись со своим социальным статусом.
-Что ж было приятно с Вами побеседовать, но мне пора…
-Сядь и не вякай!- смена настроения моего собеседника была шокирующей, я просто упала в кресло. – Кем ты себя возомнила, шавка, подзаборная. Не понимаете, вы хорошего к вам отношения, только опустившись на ваш уровень можно общаться с вами на доступном вам языке. Ты выйдешь отсюда, только когда я решу, что ты можешь быть свободна. В твоих интересах быть послушной девочкой. Послушные девочки всегда добиваются намного большего, нежели фригидные дамочки с феминистическими замашками. Женщина по природе своей должна быть мягкой и послушной, склонной к услужению и компромиссам. – Рука, протянутая к моему лицу, вызвала во мне такое омерзение, что вся выпитая вода, попросилась наружу. Длинные, холодные пальцы, как червяки проползли по щеке, подняли подбородок, запрокинув лицо. Я судорожно сглотнула. Глаза моего собеседника, такие же холодно безразличные, как и руки, смотрели на меня с интересом привыкшего к своей работе токаря. Захотелось сбросить мерзких, холодных червей, оттолкнуть эти руки.
– Никогда, ни когда не прикасайся ко мне своими грязными лапками и тогда не получишь, этого, – Удар по щеке был так силен, что голова моя мотнулась в сторону, из глаз хлынули слезы. Я заскулила, как выброшенный на дорогу щенок, мокрый, бессильный и ни кому не нужный.
-Ну, всё… всё… всё хорошо. А мы сейчас покажем Людочке, какие красивые цветочки растут в её палате, какие красивые подушки на её кроватке и Людочка не будет плакать. Ш-шш.
Я не помнила, как шла и куда, слезы все текли и текли. В голове была звенящая пустота и нарастающий гул в ушах.
Надежда
Руки плавно скользили по талии,
Наполнялись бокалы вина,
Ты мне обещал, будет всё как в Италии,
И верила этому юность моя.
Хриплый голос раскатывался по залу, задерживался у столиков, стучался в стену, вылетал в окна, возвращался к певице. Когда он ударял по ней, казалось, платье её делалось текучим, лицо размытым, словно и не женщина пела на сцене, а мерцающее блесками пятно. В накуренном, душном помещении кафе посетители мало обращали внимания на происходящее на сцене. Разговоры становились тем громче, чем меньше запасы спиртного. За каждым столиком шло свое, не понятное другим действие. Разгоряченные посетители становились активней.
-Надька, готовься, сейчас клиент попрет, - радостно сообщил управляющий и вытолкнул певицу ближе к сцене. Сам же сел на её место и махнул бармену. Тут же появился затребованный коньяк. Воодушевленные спиртным посетители потянулись душой к прекрасному, а руками к спутницам. Надюхе сегодня везло, заказывали её любимые песни, платили щедро, время летело незаметно. К трем часам посетители разошлись, официантки шустро убирали столики, спеша домой, а Надюха всё ещё пела. Она не любила это время. Еще не утро, уже не ночь, праздник закончился, будни так и не начались. Всё это так было похоже на её жизнь, что не хотелось открывать глаза.
Ах, если бы сбывались все надежды,
И разлетались по небу мечты…
Голос Надежды срывался, словно комок, застрявший в горле, не давал возможности дышать. Когда-то подающая надежды юная Надежда, словно в насмешку так и не оправдала их.
- Надь, ну ты подумай, какие возможности открываются перед тобой. Умей ценить, дуреха, вложенных в тебя средств.
-Мам, я никогда не любила всю эту математику, программирование, экономику, иностранные языки. Мам это не моё. Ты пойми, меня мам, я же живой себя чувствую только когда пою.
-Доченька, да разве я против? Ты пой, пой, но занятия не бросай. Хорошая профессия – это залог счастливой, обеспеченной жизни. Я же не зла тебе желаю. – Надежда нахмурила брови, разговаривать с матерью было бесполезно. Она уже всё решила за неё, выбрала профессию, дорогу, спутника, жизнь. Вот если бы у неё был отец, то возможно он понял бы дочь и поддержал, а так было всё бесполезно. Мать не видела и не принимала сценических успехов дочери.
-Я тебя одна воспитываю, всю душу в тебя вложила, я же на трех работах кручусь чтобы тебе репетиторов оплатить, а ты… Да разве ты знаешь, как трудно растить ребенка матери одиночке… разве ты когда-нибудь чувствовала себя не любимой, не нужной? Я же замуж не выходила, лишь бы тебе было хорошо, лишь бы тебе было комфортно…
-Мам, а ты у меня спрашивала, чего хочу я? Я не ты мам, я не такая. Разве трудно принять меня такой, какая я есть? – не первый раз этот разговор заходил в тупик. Мать оставалась на кухне плакать, а обиженная Надюха шла к себе в комнату и включала громкую музыку.
Уже закончен наш роман,
Но так неловко нам встречаться,
И обманув судьбу мадам,
Не помнить, не смотреть, не сознаваться.
-Давай убежим, вдвоем. Только ты и я. Нам по восемнадцать, мы не обязаны отчитываться перед родителями. Ну, решайся же Надюш! – Славка стучал пяткой по полу, с нетерпением ожидая согласия девушки. – Надька, Надюшенька, родная моя, да разве такое часто выпадает? Это же один шанс на миллион.
-А если нас не отберут, если мы не понравимся?
- Да ты что? Мы же с тобой ого-го, мы же с тобой завоюем музыкальный олимп. Представляешь… красная дорожка. Я в смокинге, ты в вечернем платье… толпы поклонников, деньги, огромные деньги и слава…
-Ой, Славка, ты и дурак! Какая слава? До этой красной дорожки нам пол Европы раком.
-А если больше такого шанса не будет? Так и будешь на районной сцене за копейки работать? Грамотки получать и в папочку их складывать, а лет через десять придут молодые, одаренные и тебя попросят место освободить. В музыкальную школу пойдешь педагогом работать? Надь, ты пойми, мы просто попробуем, не получиться – никогда не поздно назад вернуться, словно ничего и не было.
Словно ничего и не было… Словно не было победы в отборочном туре, словно не было хороших контрактов, словно не было свадьбы их такой перспективной музыкальной пары. Словно не было тех счастливых пяти лет, когда они стали известны всей стране – их дуэт приглашали в самые большие залы. Поклонники окружали, продюсеры не скупились, папарацци сторожили.
-Надюха, не шебурши! У меня всё под контролем!
-Славка, не дури, как ты машину поведешь?
-А как я пойду?
- Давай вызовем такси.
-Вызывай. Я еду домой. – Славка раскачивался на дверце, как карась на крючке. - Садись, всё будет ок! Всё под контролем.
-Нет, я с тобой не еду! – решительно сказала Надежда и пошла назад в дом.
-Да, ну и хрен с тобой! – Славка плюхнулся на сидение, захлопнул дверцу и завел машину. Надежда шла не оборачиваясь, гравий вылетел из-под колес. Славка уехал. Уехал в полной уверенности, что его не остановят, не оштрафуют. Звездная болезнь развивалась в нем с такой скоростью, что грозила захлестнуть остатки разума. Деньги, которые доставались им бесконечными репетициями, перелетами, концертами он тратил с уверенностью, что завтра они заработаю втрое больше.
-Не будь мещанкой Надя, живи широко, один раз живем!
-Я не мещанка. Просто нам нужна опора, стабильность в жизни. Поддержка на тот случай если что-то пойдёт не так, если мы не сможем столько зарабатывать.
-Клуша! Ты ещё о ребенке скажи. Типа: «Милый давай заведем беби» - это был удар ниже пояса, Надя встала и вышла из комнаты. Иногда Славка был бездушным, но помня о своем детстве, Надька не хотела оставить ребенка без отца, но и сказать о беременности Славке тоже не решалась.
-Наденька, вы решили остаться? – Андрей был само внимание и обходительность.
-Андрюш, я только вызвать машину и сразу домой.
-Надюш, а может ну его, дом. Посиди со мной, с гостями. Успеешь ещё на пьяные выходки муженька налюбоваться.
-Ну, если только ненадолго. – Домой и в самом деле не хотелось. Смотреть на пьяные выходки «зазвездившегося» мужа, слушать его бахвальство было выше её сил. Беременность давала знать о себе, нервы были тонкими, натянутыми как струна. Все раздражало, мешало, не устраивало. В доме Андрея вечеринка набирала обороты, гости придумывали новые забавы и развлечения, скучно не было никому. Впрочем, на вечеринках Андрея никогда не было скучно. Обеспеченный, успешный, холостой, он окружал себя людьми творческими, одаренными, нестандартными. Иногда Надежде казалось, что Андрей ничего не делает случайно. Он подбирает компанию тщательно, словно экспериментирует, ищет только ему ведомое соединение. В такие моменты он был похож на паука, и даже пальцы его длинные, тонкие шевелились, словно бы плели паутину.
-Андрей, зачем тебе всё это? – Надежда кивнула в сторону гостей. - Почему не заведешь семью, детей?
-Ну, это не такой простой вопрос как кажется. Семья это обязанности, привязанность, ответственность. Возможно я ещё не готов, а может быть не нашел ту, единственную…
-А если бы нашел?
- Это так по-женски, – усмехнулся Андрей, - рассуждать о том, чего нет.
-Надюха, иди к нам, у нас весело, - Стас повис на спинке кресла, дыхнул в сторону Надежды. Волна тошноты подкатила к горлу.
-Извините, я сейчас, - пролепетала она, и бросилась в сторону дамской комнаты.
-Надюхе больше не наливать, - загоготал Стас и вернулся к компании.
Надьку рвало долго и мучительно, горло болело, спазмы выворачивали нутро наружу.
-Боже, Боже, что же делать? Как же мне дальше жить? – из зеркала на неё смотрела замученная женщина с бледным лицом, темными кругами под глазами, размазанной косметикой, потерянным взглядом тусклых карих глаз. Всё дальнейшее казалось Надюхе набором картинок в калейдоскопе. Известие об автокатастрофе, похороны, беременность, больницы, врачи, белые потолки, трудные роды, смерть ребенка, депрессия.
-Вам нужно поменять свою жизнь, - говорил молоденький врач, - взять и изменить её, резко и непредсказуемо. - Перечеркните все старое и начните сначала. «Что знаешь о жизни ты, неоперившийся птенец? – хотелось спросить Надюхе. – Что ты знаешь о боли, о предательстве?»
-Доктор, вы когда-нибудь прыгали с крыши высотного здания?
-Нет
-Тогда вы доктор не в силах понять меня. Все ваши такие правильные слова ничего не значат, это просто выученные вами в институте правила.
И всё-таки лечение дало свои результаты. Надюха стала спокойней, не порывалась покончить собой, не уходила в загулы, она словно отупела, словно отстранилась от самой себя. Стало казаться, что всё это происходит не с ней, а с кем-то другим. Надюха изменила свою жизнь – она вернулась к домой.
Серафима
Как рождается боль? Возникает ли она внезапно или нарастает как снежный ком? Предупреждает ли она об опасности или является закономерным следствием совершенных грехов? Боль поселяется в нас и грызет, точит изнутри, подавляя все вокруг. Она становиться центром твоей вселенной, вокруг неё крутятся все мысли, поступки, слова. Она контролирует тебя. Стоит только расслабиться и вот уже получил очередную порцию красного безумия. Серафима была уверена, любая боль похожа на зверя. Пчела с ее одиночным укусом не шла ни в какое сравнение с постоянно грызущей мышью, грызуны уступали шакалу, а шакал не выдерживал сравнения с крокодилом. Крокодил откусывал огромные куски тела, жадно глотал их, долго переваривал в желудке, урчал и плакал от удовольствия. Именно такой и представлялась самая страшная боль Серафиме. Она начиналась неожиданно, как и всё в её жизни.
-Если сейчас пустить маленький кораблик по ручью, то к вечеру он доплывет до реки, а потом через…долго, он доплывет до моря, - Ольга, стоящая почти по колено в луже рассуждала как всегда правильно и была несомненным экспертом во многих науках. – Вот сейчас я его отпускаю, и мы бежим за ним по ручью. Ты всё поняла? – Серафима послушно кивнула головой.
-Раз, два, три, - скомандовала Ольга и опустила кораблик в грязный, пенящийся ручей. – Бежим!
Бежать долго не пришлось, уже на перекрестке, их ручеёк перегородил оставленный после заготовки дров тонкий, кривой, обломок осинового хлыста. Кораблик застрял в заторе из веток и прочего весеннего хлама. Сначала Ольга пыталась веткой достать его и пустить в дальнейшее плаванье, но длинны палки не хватало, а лезть в глубокую лужу, она боялась.
-Ну, и чего встала как пень? Видишь, кораблик застрял? Иди и достань его!
Серафима долго хлопала огромными синими глазами, словно не понимая, что от неё требуют, а потом встала на скользкий хлыст и пошла по нему. Она шла не спеша и уже наклонялась, чтобы достать кораблик, но ненадежный, замерзший резиновый сапог заскользил по мокрому бревну. Серафима пыталась затормозить падение, но всё равно упала в ледяную воду, неловко взмахнув руками.
-Фима, ну нельзя же быть такой доверчивой. А если бы Ольга тебе приказала прыгнуть со скалы, ты тоже бы прыгнула? А если бы она велела бы тебе биться головой об стену, убить другого человека? – Анна Николаевна суетилась вокруг дочери, поила отварами, закрыла тремя одеялами.
-Мам, а кораблик доплыл бы до моря?
-Не знаю. Думаю что нет, он же маленький, беззащитный, а путь слишком длинный и опасный.
Маленькая и беззащитная, пожалуй, так можно было сказать о Серафиме, но все её друзья предпочитали за глаза давать другую характеристику.
-Да с Фимкой дружить должна только страшная и толстая дура. Любое чудовище на фоне этой малахольной будет выглядеть привлекательной и жизнерадостной, - тоном всё знающего человека, заявила староста Ирина и девчонки закивали головами боясь перечить этой сверх меры активной и язвительной девице.
В педагогическом училище, где девчонок было много, а парней по пальцам пересчитаешь, худенькая Серафима выглядела как школьница и потому в расчет не бралась. Какая конкурентка из неё? Тоненькие ручки и ножки, неразвитая грудь, анемичная бледность лица, красивые синие глаза, спрятанные за тяжелой круглой оправой очков, делали её изгоем среди высоких, крепко сбитых однокурсниц.
-Фима, у Вас завтра показательный урок чтения. Знаю, это всегда эмоционально тяжело, но думаю, что такая умница как Вы сможет достойно представить наше училище, - Татьяна Владимировна всегда была безукоризненно вежлива и обладала отменным чутьем на перспективных учащихся. Именно Серафиму она выбрала среди курса и вела её по пути обучения, надеясь, что однажды эта худышка ещё ткнет носом зазнавшихся красавиц однокурсниц.
Возможно, Серафима решила оправдать надежды учителя, а может быть весна была тому виной, но именно незаметная Фима первая вышла замуж и уехала с мужем в маленькую деревеньку. В ежедневных хлопотах по хозяйству не заметно пролетели десять лет.
-Девочки, впрочем, глядя на вас сейчас трудно представить, что когда-то девочками вы переступили порог нашего училища. Сейчас вы успешные, сложившиеся личности. Думаю, что мы, ваши учителя сыграли в формировании вашей личности не малую роль. Студенческие годы надолго остаются в памяти, и поэтому каждый раз переступая порог когда – то родного училища мы все испытываем волнение. Сегодня училище открыло для вас свои двери, чтобы вы могли пройти по таким знакомым коридорам, заглянули в родные аудитории, пообщались друг с другом, словом почувствуйте себя опять студентками.
Бывшие студентки как спринтеры рванули по этажам, на ходу делясь впечатлениями. Серафима не любила массовые забеги, и потому пропустив всех нетерпеливых вперед, пристроилась в конце процессии.
-Замужество пошло Вам на пользу Серафима.
-Спасибо Татьяна Владимировна. Вы тоже очень хорошо выглядите.
-Да что Вы, душечка, где ж мои семнадцать лет… Старая гвардия никогда не угонится за молодежью, - учительница грустно улыбнулась, - ну расскажите где Вы, как, чем занимаетесь?
-Живу в деревне, работаю учителем. Дом, школа, дети, муж, хозяйство. Всё как у всех, - развела руками Серафима.
-Темните Фима. Не могла моя лучшая ученица «зарыть себя в землю». Продолжаешь писать или…
-Пишу, Татьяна Владимировна, каюсь, не смогла бросить…
-Разрешите почитать?
Вот так неспешно пока они шли ещё по первому этажу, бывшие студентки, толпой финишировали у двери, чуть не затоптав учителей.
-Мы благодарны нашим учителям, за знания которые нам пригодились в жизни, за полученную профессию. Наши успехи – это и ваши успехи. Надеюсь, что мы оправдали ваши надежды. За вас, наши учителя. – Сказала Ирина Николаевна, бывшая староста, а сейчас матрона ста пятидесяти килограмм живого веса. Столовая, арендованная для встречи, едва вместила всех приехавших. После второго тоста бывшие выпускницы оживились, стали обмениваться телефонами и адресами. После танцев рассаживались уже не как придется, а компаниями, Серафима села на своё место. Она поднимала вместе со всеми стопку, за стопкой, натянуто улыбалась, мышцы лица стало сводить судорогой, приехавший забирать её муж был как финал вынужденной комедии.
-Больше ни разу не поеду, - пообещала она себе. Жизнь вернулась в свое прежнее, тихое и спокойное русло. Дети радовали, работа не напрягала, муж любил и баловал.
- Фимочка, поздравляю Вас! Я так рада за Вас, так рада! Одно издательство заинтересовалось таким перспективным автором, как Вы, – Татьяна Владимировна едва сдерживала эмоции. Её звонок словно расколол жизнь Серафимы на до и после.
-Вам нужно бросить эту грошовую работу и заняться писательской деятельностью. Думаю это важно не только для читателей, но и для Вас. Вы подумайте Серафима и сделайте умный, правильный выбор. С одной стороны ваши ученики не желающие читать, тетради, нищенская зарплата, сельская жизнь, с другой стороны, обожающие вас читатели, хорошие гонорары, благоустроенная квартира. Заметьте, у вас двое детей. Их надо учить, одевать, дать хорошее профессиональное образование. – Андрей Викторович, владелец частого издательского дома, снизошел до разговора с Серафимой. Она чувствовала себя маленькой и хрупкой рядом с этим большим, холеным мужчиной, с длинными ухоженными пальцами, которые в такт словам шевелились, словно сами по себе, словно лапки паука. Словами он выплетал сеть для глупой, маленькой мухи выросшей на навозе. И муха не выдержала, рванула в эту блестящую, мягкую и уютную сеть. Теперь все изменилось в жизни Серафимы. Её день был расписан поминутно. Работа, работа, работа, пятьдесят страниц, двести, триста.
-Быстрей, быстрей, - требовал редактор, и Серафима выжигая себя, свою коллекцию женских образов выдавала повести и рассказы.
Со стороны, кажется, что такого: сесть и написать рассказ? Сидит себе человек, тыкает в клавиши, придумывает небылицы, играет на нервах читателей, тащит свою писанину в редакцию, выпускает книгу, получает гонорары. Может кто-то так и умеет, но Серафима переживала за своих героев как за своих детей, впадала то в истерики, то в депрессию, то вовсе выпадала из реальности.
-Андрей я не могу. Я пуста. Это мой предел. Всё. Точка. Я не знаю о чем писать.
-Ну, что ты Серафима, ты же наш бренд, ты популярный автор… а пустота, как правило, имеет свойство заполняться. Тебе нужно просто расслабиться, поменять обстановку. Съезди к морю, подыши свободой. И… да…через месяц новый сборник должен выйти в свет.
Дверь захлопнулась, секретарша улыбнулась, по-американски в тридцать два зуба и отвернулась к монитору, словно и не существовало больше Серафимы.
Финита
-Людмила Николаевна, душенька, Вы выглядите, так, словно по Вам прошелся асфальтоукладчик. Причем проехал как-то вкривь и вкось… пьян был подлец… мертвецки пьян! – привычка разговаривать с зеркалом появилась у меня давно, а после развода с Семеном даже ругаться не с кем стало. Хотя слышать свой голос в тишине тоже не comme il faut.
Зачем нужны психологи, психотерапевты? Зачем нужны люди этих профессий? В моем сознании они находятся на одной полочке с бабками-повитухами, разными там знахарками и шептунами. Что это за наука – психо-логия? Наука о том, что нельзя увидеть, потрогать, наука о сугубо индивидуальном сознании загнанная в общую концепцию. Наука о предполагаемом, но неизвестном. Как индивид может попадать под какую-то классификацию? Раз он классифицирован, значит уже не одинок, не индивидуален.
Недавно ходила на сеанс групповой терапии так там сухонькая старушка с торчащими в разные стороны седыми волосами объясняла нам, что психика, мол, находиться вне человеческого тела. Не может она там находиться в силу своей громоздкости. Я представила, как ходим мы по земле страдальцы и бьемся своей психикой о чужую, а в материальном воплощении там, где стукнулись, возникают элементы неожиданности в виде синяков, ссадин или как у нашей лекарши в стоячих волосах. Ничего с собой поделать не смогла, начала хихикать, а потом и вовсе хохотать, за что была выгнана из зала и заклеймена презрением глубоко возвышенных, психологически устойчивых людей.
Смешно конечно, но после развода всё чаще снились сны, а последнюю неделю этот постоянный фильм ужасов с главным героем, держащим меня в заключении, то бишь Андреем Викторовичем, просто доконал. Интересно чтобы по этому поводу сказал товарищ Фрейд? Наверно моя подавленная сексуальная энергия так проявляет себя, а может и нет… Может я подсознательно боюсь мужчин и подозреваю каждого в жестокости? Да с такой наукой и такими снами без пол-литра не разберешься. Давно я не отдыхала. Может ну его на… Рвануть домой, уткнуться лицом в мамино плечо, поплакать, пожаловаться на судьбу, услышать ответ: «Всё перемелется доченька, всё будет хорошо!» Пожалуй, так и сделаю, нищему собраться – только подпоясаться, да и езды всего-то два часа.
Серафима сидела в комнате Надежды и гладила её по лицу. Надежда спала, разметав густые каштановые волосы по подушке. Темные круги под глазами, первые лучики морщинок, даже во сне лицо Надюхи несло печать горя.
-Наденька, Надюшенька, что же я наделала? Как же я могла написать тебе такой сценарий жизни? Когда же я стала такой черствой? Ничего, ничего, всё это только в набросках, я сейчас сяду и всё перепишу. – Серафима кинулась к столу, начала лихорадочно открывать ящики, вытаскивать бумаги.
-Что ты делаешь? – спросонок Надежда не сразу поняла происходящего в её комнате.
-Наденька ты спи, спи, а когда проснешься, всё будет по-другому, всё будет совсем не так… Да где же рукописи мои? – Бумаги, блокноты, тетради, книги летели на пол. Выпотрошив стол Серафима, принялась бомбить книжный шкаф. – Сейчас, сейчас, я помню, я точно помню она где-то здесь…
Теперь, когда Надежда очнулась ото сна, она поняла, что они поспали, прозевали обострение.
-Папа, папочка, - закричала она. – Сделай что-нибудь! – на её крик в комнату вбежал заспанный, в одной шлепке мужчина.
-Фима, Фимочка, ну зачем же ты так? Иди сюда, иди ко мне.
-Слава? Слава ты понимаешь, мне нужна рукопись, очень нужна. Я сделала большую ошибку… Пойми всё еще можно исправить... Главное не сдавать в печать… ты ведь не понесешь её Андрею?
-Нет Фимочка, мы не понесем её Андрею, мы никому её не покажем. Мы её найдем, обязательно найдём, ты всё перепишешь, всё будет хорошо и в конце обязательно хеппи-энд. Все жили долго и счастливо. Как же без этого, без этого ни как, без этого не справедливо.
-Да, да, ты так меня понимаешь, Славочка… Ты понимаешь меня, так как никто больше не понимает…
-Я же люблю тебя, Фима… Ты мне веришь? Пей, пей, не бойся – это сок, он поднимает тонус, успокаивает нервы…
Когда я подъезжала к дому, во всех комнатах горел свет. Хорошо приезжать вот так неожиданно, рано утром, а тебя встречает уже не спящий, так любимый, такой родной дом.
-Люда, Люда, доченька, освобождай дорогу, нам срочно в больницу. На крыльце появилась Надежда с сумкой в руках, заплаканным лицом и трясущимися руками. Увидев меня, она бросилась навстречу, уткнулась в плечо и разревелась.
-Надь, Надюх, ну ты чего? Что случилось?
-Мама… Люда у неё опять приступ… Рукописи искала…
-Понятно. Ну, ты в руках-то себя держи. Ты же знаешь, Андрей Викторович врач от Бога. Не пройдет и месяца он вернет нам маму… Это как поездка к морю. Она отдохнет и вернется к нам. – Солнышко поднималось над крышей дома, заливая своим золотым светом двор. – Вот вернется мама и все будет хорошо, всё будет как прежде.
2.08.2011