Он приходил под утро, напившись крови окрестных тёлок,
Требовал снять ботфорты, начистить саблю, закрыть окно.
Вечером гнал за пивом, зудел про плавающий осколок
И уходил по новой в кино-вино-казино... на дно.
К ней приходили в гости букашки, тля и коровки божьи,
Пили из самовара ужасно вкусный английский чай
И вспоминали юность-любовь-безденежье-бездорожье...
Кто-нибудь, да ронял пресловутое прозвище невзначай.
"Помнишь, Паук-то клеился к позолоченной недотроге?
Важный теперь начальник: четыре дома и пять машин!
Эх, Цокотуха, что уж там - не по той ты пошла дороге.
Шубы сейчас носила бы, а не бабушкин крепдешин!"
Муха вздыхала, плакала, пожимала плечами тихо:
"Вы-то, подружки, что же себе начальников не нашли?
Шубы - они для моли. А я в долгах, да не паучиха.
Выпьем ещё по кружке. За недоплывшие корабли".
Молча кивнут с портретов её двенадцать сестёр и братьев.
Молча уйдут букашки, допив вино и доев омлет.
Вспомнит она мелодию - ту, что играли у них на свадьбе,
И закружит по комнате, по судьбе, по изнанке лет...
(конкурс "Тринадцатая муха" на "Выходе из-под контроля")