Память

Иза Зиновьевна Фраймович
На Подьяческой улице, дом девятнадцать,
Жизнь узнала во всей наготе.
НачалсЯ сорок первый, мне было шестнадцать.
Я верила жизни, мечте.
В январе мне ещё в любви признавались.
Мои планы по-детски наивны былИ.

В декабре сорок первого с жизнью прощались.
С голодухи в постели слегли.

Мы лежали втроём в холодной квартире.
В репродукторе жутко стучал метроном.
В тихий час по лестнице люди ходили.
В час тревог – бомбы свист за окном.

Вот пытается кто-то подняться
На четвереньках на третий этаж.
Силы уж нет, и где же ей взяться?!
Вниз скатился: для дистрофика крУток вираж.

Утро настало, я пытаюсь подняться.
Встала. На лестницу я выхожу.
Там никого. Куда мог он деваться?..
Спускаюсь я вниз и со страхом гляжу:

Лежит вниз лицом на ступеньках подвала
Холодный, как лёд, в муках скрюченный труп.
Кто такой? Я его и не знала.
В сереньких валенках, на плечах тулуп.

Как знать, если бы раньше я встала,
Может быть, чем-нибудь я ему
помогла б?
– Где уж ночью тебе, – управдом отвечала, –
Добраться наверх ты с ним не смогла б.

Я не согласна была, но молчала.
С болью и ужасом в сердце жила.

Раз ночью к нам в стенку соседка стучала:
Упала, голодный понос, и встать не могла.
Мы с мамой с трудом её двери открыли.
Быстро вошли и поднЯли её.
Помыли, одели, чем есть накормили
И на постель уложили (ушли и двери закрыли – сделали всё).

Утром увидели: дверь нараспашку,
В комнате пусто, лишь мебель стоит.
Голенький труп (даже сняли рубашку)
Один на кровати без подушек лежит.
Юбку стащили, подушки стащили...

Мебель топили: не было дров.

Но это ещё ничего.
Как вот такую твердыню сломили?
Обворовали любовь:

Над нами большая семья проживала.
Директор завода отец, кажется, был.
Его ещё летом семья провожала:
С заводом направлен был в тыл.

К зиме же ужасно они голодали.
Ноги опухли, лицо отекло.
Все с нетерпением вызова ждали.
И разрешенье пришло.

Через блокаду прорываться опасно.
Надо спешить, детей надо спасать.
Но всех не спасти. Матери ясно.
Младшей уж больше не встать.

И семилетнюю дочь в мучениях страшных
Бросила мать одну умирать.
Любою ценой спасать стала старших.
Как же такое иначе понять?!

Сердце моё обливается кровью,
Когда вспоминаю я те времена.
Что общего здесь с материнской любовью?
Как надругалась над нею война!

Быть может, война порождает героев.
Им Родина славу поёт.
Памяти ж нашей не будет покоя,
Пока наше сердце живёт.