Предисловие для интеллектуалов

Мария Москалева
Почему-то принято думать, что исповедальность чиста, душевность приятна, а искренность прекрасна.
В литературе.
Это очень русские качества, и для русского человека они характерны, характерны и для русской литературы.
Есть еще одна русская литературная черта, она соотносится со всеми тремя.
Человечность.
У книги Руперта Эверетта есть все четыре русские литературные черты.
Исповедальность, душевность, искренность.
Человечность.
Только вот Руперт Эверетт - не русский и не литератор.
Поэтому внимательный читатель (невнимательного читателя Бог бережет) заметит, что исповедальность - надо же - не только чиста, душевность не вовсе приятна, искренность жутка, а человечность просто неописуема.
Всё потому, что Руперт Эверетт, в силу своей организации - человек не подзаконный, и в силу ее же - стоит как-то в стороне от массового сознания, то есть бессознательного, то есть того, на чем строятся все общественные явления от семьи до церкви (и самое интересное, что такое общественное явление, как пошлость, стоит на нем же).
Русская литература - вся! - была подцензурной.
Боюсь, что подцензурность - свойство не только литературной, но всякой русской исповедальности, душевности, искренности.
Говорят о том, о чем говорят. О том, о чем не говорят, не говорят.
Если кто-то в этом месте возмутится, пусть почитает Эверетта и попробует поговорить кое о чем в кругу ближайших знакомых.
Это у него не получится.
Не хочу сказать, что подцензурность - репрессивность - плоха.
Где русская литература прекращала быть подцензурной, там она становилась пошлой.
И русская литература, и русский человек.
Не хочу сказать, что и пошлость плоха.
Пошлость - великая человеческая защита от - сути, стихии, бездны.
Пошлость - заклятие смехом. Жуткое заклинается и превращается в пошлое. Гыгы.
Руперт Эверетт совершенно беззащитен.
Суть, стихия, бездна у него даны как есть.
Потому и читатель его не защищен.
Пара-другая бездн под ногами таки разверзнется.
Но волноваться не стоит.
Подцензурность и пошлость всегда у читателя под рукой, вроде аптечки и огнетушителя.
Применяются они автоматически, бессознательно. Незаметно.
А невнимательный читатель половины бездн не заметит, а над прочими проскользит. И хорошо ему.

Руперт Эверетт - англичанин, более того, он заключает в себе всю английскую культуру сверху донизу, весь диапазон от Charles II до Nell Gwynn.
И вместе с тем в его книге есть что-то на редкость русское.
Да всё те же исповедальность, душевность, искренность, человечность.
В своем диком, первозданном, незадавленном, жутком виде.
В своем умном, чистом, цельном и целомудренном виде.
Это, пожалуй, всё.