БОГАТЫРЬ
1.
Затаился крещённый народ:
кто там во поле смутно витает,
басурманские песни поёт
и следы за собой заметает?
Чьи там тени дрожат на стене,
в полнолунье волком завывают?
Кто ползёт по колючеё стерне
и в лугах пастухов убивает?
Отчего это пасмурно днём?..
Плачет ветер в ночи беспричинно.
И комета зелёным огнём
поджигает дворы и овины.
Воют псы по дворам без конца.
И огни восстают у погоста.
Брат на брата, а сын на отца
поднял меч обоюдный и острый.
Гады вышли из сумрачных нор.
Пролетели смертельные осы.
А князья – города на запор
да писать на соседа доносы.
Не напрасно ведун нагадал:
надвигаются мор и печали…
Степняки подошли к городам
и копьём в ворота застучали.
2.
С высокой думою былинной,
небесным светом оросим,
идёт-бредёт дорогой длинной
усталый странник Серафим.
Опущен долу лик смиренный
от нескончаемых обид.
«Восплачь, юрод, о жизни бренной», –
он тихим голосом бубнит:
«Восплачь, юрод, о жизни бренной,
пойми, гордыней ослеплен,
что все сокровища вселенной
есть призрак, и зола, и тлен.
Почто распалось ваше братство?
Пойми, заблудшая душа,
что славы миг и блеск богатства
не стоят гнутого гроша.
Воздай добро рукой усердной
и нищете, и сироте…
Ведь Русь стоит на милосердьи,
и Русь стоит на доброте…»
3.
Лес встревожился окольный…
Загудел с конца в конец,
гулким гулом колокольным
славный город Просинец.
Раскачали мужики
трёхпудовы языки.
– Донн! Донн! Донн! Донн! –
басом вывел «Спиридон».
– Данн-данн-данн-аннн! –
вдарил колокол «Иван».
А за ним повёл вдогонку
малый колокол «Егорка»:
так и чешет, так и жарит,
словно баба на базаре.
Звон летит во весь опор:
«Собирайтесь на собор!»
4.
От высоких от крылец
мчит гонец в один конец.
Через поле, через лес
и соломенный навес.
Где намётом, где шажком
сквозь игольное ушко.
Через дождик, через снег.
Через низ и через верх.
Чрез трухляву пень-колоду.
Мимо пьяного народу.
Мимо мельницы махатой.
Мимо старицы горбатой.
Мимо церкви золотой.
Мимо девки молодой.
Под зелёною дубравой
едет влево, едет вправо,
чтобы вспыхнула заря.
Чтобы звать богатыря.
Спит последний богатырь
возле камня-Алатырь.
И, поскольку тут покой,
снится сон ему такой:
по далёкой по дороге
будто странничек идёт
в одеянии убогом.
Песню странную поёт.
5.
«Рождённый в славе иль во зле –
ты поклонись Отцу и Деве…
Господь развеял по земле
детей пустынной иудеи…
Не попирай земных основ,
но чуть грозит отчизне горе –
ты собери своих сынов
под знамя воина-Егорья.
Восстаньте, братья, как один –
внемлите праведному гласу,
и чернь, и мразь, и господин –
рука к руке, а волос к власу.
Ты нашей Родины частица…
Здесь твой восход и твой зенит.
И зверь, и дерево, и птица
тебя на бой благословит…»
6.
На траве густой,
против небушка,
богатырь лежит
да на солнышке.
Богатырь лежит
самый младшенький.
Самый младшенький –
сын-поскрёбышек.
Спит-поспит богатырь
возле камушка.
Возле камушка,
возле горушки.
Высоко гора
в облака ушла:
поглядишь туда –
шапка падает.
Спит-поспит богатырь
богатырским сном,
разметал во мне
ручки-ноженьки.
А одна нога
поперёк реки.
А одна рука
поперёк горы.
Захрапит во сне –
горы рушатся.
А вздохнёт во сне –
рощи падают.
А в глазах его
озера’ стоят.
В волосах его
звери прячутся.
Прилетел гонец
насекомою.
Запищал гонец
как комар-пискун:
«Ты вставай-вставай,
добрый молодец,
да иди на бой
на бой праведный».
Богатырь открыл
зорки синь глаза.
Богатырь речёт
таковы слова:
«Что вы, крестные,
поизгадились,
защитить себя
аль не можете?
Только чуть чего –
подымать меня,
но на этот раз
пронадеялись.
Ты лети назад –
не мешай мне спать.
Да пускай князья
подымают рать.
Да скажи: его
отвезли в Казань.
Да на плахе, слышь,
голову секли.
А ту плаху, слышь,
раскололи всю.
А поленья, слышь,
на огне сожгли».
7.
Ночь перед боем – праведная ночь,
окутана тревогой, думой, тайной.
Всё мелкое и суетное прочь
уходит. Перед боем ночь –
как нашей жизни оправданье.
Воды плесканье.
Фырканье коней.
И лёгкий звон запутанной уздечки.
То там, то здесь скользит между камней
слепая тень
в тумане сонной речки.
Уже вода стоит у самых ног.
И слышится далёко в мире лунном:
то старости степенной
горький вздох,
то юности весёлой
смех безумный.
Ночь чуткая!
Как слышится остро’:
шаги, дыханье, шёпоты и гулы.
И треск и шум бушующих костров.
И тайный окрик строгих караулов.
Там, за рекою, ропот отдалённый…
Твоих врагов кровавые сердца.
И –
«Наша жизнь, как хворост воспалённый» –
старик убогий шепчет без конца.
О чём он думает, печалится о ком
под бесконечным светом мирозданья?
Заволокло берёзовым дымком
седое полусонное сознанье:
«И свет звезды.
И ветра дуновенье.
И песня та, которую не спел…
Продлись, о ночь, на несколько мгновений –
я надышаться жизнью не успел…»
1987