Мне не внове в сентябре тосковать.
За плечами вьется память-благодать.
Впереди надежд разбитых погост.
И смешинки ищут гробики в рост.
Им теперь, как мне, умирать.
Их счастливых, их манящих, не сыскать.
Лишь одна с лица не йдет, не стирается
По губам змеится, кривит рот да скалится.
Я пойду с ней, нелюдимой, на устах
Как там праведным висится на крестах?
Мне не жаль их, чистых, пресвятых,
Не бывать моим любимым среди них.
Я из тухлой осени ускользну
В зиму лютую босою по льду.
Лягу в снег душой остывать,
Заметет пурга, следов не видать.
Я воскресну вновь зарей по весне,
О любви всплакну, как о немилой жене.
Ой ли, ой ли, приходила, не ко мне.
Стынет, бедная, по моей вине.
Отпою ее, отплачу, отмолю
И другой украдкой двери отворю.
Приголублю, сберегу, охраню.
Только осенью и эту схороню.
Жаль ее, да только всем помирать.
Отжалелось, отошло, не видать.
Будут лица, только все — поминать.
Искалечит время их – не узнать.
Будут встречи, имена, тишина.
Будут снова ночи без сна.
Будут буквы на листе – в письмена.
У осенней грусти нет дна.