Из Ури Цви Гринберга 1896-1981 (иврит)
Место и время написания цикла:
Израиль, Рамат-Ган - Рамат-аШарон, 1955-57 гг.
Место и время написания перевода:
Израиль, Ткоа в Иудее, 2011 г.
НА БЕЛОМРАМОРНЫХ СТУПЕНЯХ
1.
Возопила душа: наши дни словно бездна душе –
рыбе сеть, птице клеть, зверю плеть.
Только кто бы из бездны вернул её времени вспять –
к берегам над прозрачной водой.
Человек не вернёт излиянием слёз, изречением слов...
Будь он царь и гремит его медь и полки его – сталь,
и вино из его погребов разливают в хрусталь,
вожделенная плоть согревает альков и забыта печаль,
и ломятся лабазы зерном и горами плодов.
И Господь не вернёт, сколько бы ни вопила душа,
и молитва её о родных берегах горяча.
Как упавшую горлинку тихо поднимет её,
над усталой землёю усталую птицу влача,
и головку на крылышко клонит она не дыша...
И закрылись глаза и слеза догорает её...
Оригинал и пр.:
--
2.
... и когда приближается жизни зима,
нам не снятся в цветеньи любившие нас –
в одеяньях, пропитанных духом лесов
давних дней, когда были деревья юны.
Не зовём милых жён, коронованных песней любви.
Не у них тело молит спасения. О, не у них!
Еслиб матушка в болях увядшая, еслиб она
дверь открыла и нас позвала
именами родимого дома – былого гнезда,
мы б как дети заплакали сладко в ответ.
Потому что – мы знаем – в объятьи её
нам не страшно забыться на вечную ночь.
Потому-то встречая закат своих дней,
тело тянется к ней.
Оригинал и пр.:
--
3
От времён Адама до сих пор до сих пор
человек ночью ложится спать:
на одну шестидесятую его сон – смерть
на крыше дома как на курган-горе,
среди странных звёзд и немых небес.
Среди ночи возжелает душа любви,
но не найдёт:
та, что у ребра его – не из его ребра –
там под сенью рая, где плодов аромат
где горячих гроздьев огненный виноград...
...в хрустале райских вод видны лики их,
словно солнце днём, а ночью луна.
Ветерок волнует водную гладь
и поглаживает нагие тела...
Ах! найдётся ль среди нас хоть один,
кто идёт росистой золотой тропой
за своей душой в мир любови той.
Оригинал и пр.:
--
4
Где-то за морем птица живёт по имени Крум.
Воспевая Творца, красотою блистает она.
Эта птица-царица ради нас создана –
восстающих по утрам от кошмаров ночных,
как от смертного сна.
по ночам глаза нашей плоти опухают от слёз:
не унять наши души, ведь стремление их –
в колеснице скитаний умчаться к пределам грёз,
где слёзы, когда-то пролитые, вечно живут –
на деревьях, кустах и травах готов для них пир,
как для рос.
Если бы не застили слёзы глаз и не мутили ум,
то открылось бы бренным телам , что цветёт ими мир.
И воспело бы тело Творца и восстало из пут
чудо-птицей по имени Крум.
Оригинал и пр.:
--
5.
Кто в пустыне такой пустой,
что гиены не слышен вой?
Человек не знающий горьких слёз:
он как дерево забытое в кадке сухой,
не цветущее над влажной землёй!
По утрам он подобен дереву тому,
и день, и вечер, и ночь его,
что день и вечер дерева того.
Потому что он не молит Б-га своего...
И не снится ему матушка с молитвою на устах
в Храме, которого нет наяву...
Так проходят годы и не разберёшь
человек он или дерево в кадке сухой.
Развалилась кадка. Рассыпан прах.
И цена им обоим – что праху – грош.
Оригинал и пр.:
--
6.
Встань рано утром – всё как в начале - всё как тогда:
то – лучезарный Лик Всеблагого – Солнце встаёт.
Смертный стареет, но мир – тот же он, тот.
Муж по ночам Адам, а дама его –
Хава – зачатья высокая сласть! –
страсть – в пропасть с высот.
Мир не стареет и время не сякнет, хоть и летит:
Вслед за цветением сбор урожая – и так на века.
Это закон – нам перечить ему не дано:
мы перед ним – глина хрустнувшего горшка.
Вечен орган, но органист преходящ:
Вот он пришёл, вот он ушёл, новый пришёл –
этот на землю, в недро её – тот.
С новым поём, по ушедшему слёзы льём.
Это закон. Подчинён ему мир и дом,
закат и восход.
Встань рано утром – и по беломраморным вверх –
вверх по ступеням сквозь храмовый фимиам.
В золоте Храм. И звучит орган...
– Благодарю Тебя, Б-же, за милость Твою ко мне,
за всё, что делаешь мне и моей родне,
за всё, что ещё содеешь со мной –
благодарю Тебя, лучезарный Б-г...
Синий вечер Твой утомлённо лёг
пред росистой тайной Твоей ночной.
Почтальон не помнит наших имён и не приносит вестей? –
Солнце-весть выходи встречать и не будь угрюм –
это жаркая золотая печать
дня здоровых тел, чистых душ и высоких дум.
Блаженны живущие себя не тая
пред лучами – не те, что прахом во прахе спят...
Блаженны восстающие под органа медь –
вверх по беломраморным – «алелуйА!»
А прервавший сон, что прервавший смерть...
Ему нет преград...
Ему нет преград.
Оригинал и пр.:
--
7
За что ухватиться, чтоб не отделиться живым преходящим телам
от времени, что неизменно с начала начал до сих пор?
Мы маски под масками прячем, их время снимает, и нам
конечное с вечным неведомо как совместить.
Так связан с землёй океан - порознь им не быть.
Тогда бы мы должное яви воздали и должное снам.
Вернее чем смерть, не найти наяву ничего –
у ямы могильной конец всех концов.
Живой не таков – его плоть механизм часовой:
пока есть завод для вращенья валов и зубцов,
не падает он, бьётся маятник – сердце его.
И следом наследник с надеждой в глазах,
и третий придёт, и четвёртый... Они -
В грядущем – былое. Закон судьбы,
как отраженье зеркал в зеркалах...
И если тела их, и ночи, и дни
видны: значит, варится их естество
в горшке. Или хлебу сродни –
в печи на золе и углях.
А пекарь – весь в белом – ангел огня.
Он угаснет и встанет другой –
мрачноликий... Смотреть сквозь огонь,
словно это – Первый Огонь,
Первый Пекарь и Первая Печь.
Тот Огонь распаляет поэта слова.
Пламя –
речь.
Оригинал и пр.:
--
8
Землю свою распахав и оплодотворив –
Воля Творца! – пахарь блажен.
Чудо зачатия – новый росток жив –
мощь всех дерев, одолевших тлен.
Всякое дерево рухнет, всяк человек.
Это закон кружения сфер: плоть – в расход,
в сторону, в сторону – в черную ненасытную муть.
Но посох павшего не пропадёт:
кровь его – его семя – его народ.
Мужское связано с женским навек.
Вечно зачатье: в нём, а не в смерти, суть.
Вечность садов, плодов и урожаев пир.
Вечность сердец, чьим биением полон мир.
В сторону, в сторону – в тёмную глубь несём
Тел шелуху день за днём.
Мир не пустеет, слышится пульс его:
за весенним броженьем желаний – сочного лета плод.
Славьте Всевышнего! Вечен Адамов род!
Блаженны растущий-растящий: сад и садовод.
Благословенны Муж и Жена
в вечном союзе. И семя их.
Воды медленных рек и колодцев без дна:
ангелу смерти не вычерпать их.
Оригинал и пр.:
--
9
И вот – глаза дочери – бабушкины глаза –
глаза-вишни... (хоть в могиле у Буга её скелет).
Глаза-вишни – скажет парень влюблённый ей.
Глаза-вишни матери моего отца, которой нет...
И как не воспеть этот образ, этот милый вид
плоти давно упокоенной где-то там...
Есть цель в соитии тех, кто к любви спешит.
восторг божественный дан брачующимся телам.
Наша кровь не случайна, она от них,
наших предков, что были как сосуды полны,
но иссякли: черепки их в прахе той страны.
Теперь здесь мы – неотличимы от них.
Мы продолженье, мы живы, нас не исчерпать:
в каждой капле море... и страсть, и вновь
кровь стремится к крови, глядят из нас
наших предков очи. И вечна кровь.
Оригинал и пр.:
--
10.
Амэн. Мы отцы. Преходящи мы.
В наследство и власть вступают дочери и сыны.
Им – всё, а мы ещё трудиться должны
до дня, когда будем погребены...
Есть минуты, когда мы видим цвет
вечности, глядя на наших сыновей-дочерей.
Наше семя – лики наших дней –
одолело смерть, от которой лекарства нет.
И эта поросль – наши дочери и сыны
в новых поколениях себя обретут.
После нашего, смерть растопчет и их сосуд,
но над вечностью не властен её суд,
ибо против вечности бессмыслен труд:
в сыновьях-дочерях до конца мы тут.
Да восславит божью мощь плоть и кровь:
семя вечной жизни и вечная новь!
Оригинал и пр.:
--
11
Гм... В глубине памяти как в кино
летний день... предзакатных сумерек вино.
Мой отец с друзьями на речном берегу.
Все они юны, все они одно.
Хоть они от меня далеки:
вижу блики на лицах, что лики почти.
Не эдемский ли сад мне увидеть дано:
здесь таких не найти, туда не войти...
От одежды дух дуба в жаркий тамуз
до ноздрей моих! Чему слаще быть?
Обнажились... Лишь я вижу их наготу
на том краю бездны вошедших плыть.
Они плывут (а над ними ласточки летят...)
До перекинутого через русло бревна.
Возвращаются – на лицах закат.
Красноватых сумерек аромат.
Пока они одеваются подходит пастух –
будто я! – баранов красных ведёт –
заглянуть-испить от вечерних вод.
Оригинал и пр.:
--
12
Искони сад эдемский таков:
друг за дружкой спускается к реке
по тропинкам стадо коров
испить от сумеречных вод,
где теней от деревьев дрожанье...
Их лаканье не то, что адама питьё
из стекла или из серебра.
Они пьют из реки и течёт вода,
отражаются в реке их глаза.
Узнают ли они себя?
Может, нет, может, да.
Что есть выше этого лаканья!
Поднимают головы – в небо взгляд
сумеречная вода изо ртов –
муууууууу..... – то эдемского древнего сада зов:
ночь, приди! ночь, приди!
И восходит божественный Млечный Путь
из их вымени в небеса
чист, прозрачен и свят.
Дети, спать! Ночь пришла под мычанье коров.
Дети, спать! Выйду на берег ночной.
Чует ли река ночи печаль?
Ночь – не ночь, кроме как на реке...
Будто сердце речное бьется в воде,
и не воды – слёзы в ней текут:
вожделение лона, души тоска,
к желанному лону стремление –
вдаль и вдаль!
О... О... Разве суть тела – вода?
Но также как жаждет адама плоть –
лона ночи жаждет воды естество...
Будто сердце слезой растворилось там:
как расплавленный магнит вожделющая вода,
с тягой к вожделеющим небесам.
Посреди соития и зачатия – адам:
вот расстанусь с душою – и тело прочь...
Знает то река или нет? –
и с рекой сольётся моя тоска...
Ай, соитье, зачатье – ой!
Страстных тел объятье и страстных небес!
Река-лоно и лоно-ночь!
Б-же! Древний Дом Твой:
ночь, адам и река!
Оригинал и пр.:
--
13
... и как только хлынут небеса без дна
благодатной влагой – выйди на крыльцо
и вдохни всей грудью – в воздухе весна –
в мокрые ладони мокрое лицо...
то к супругу-небу льнёт земля-жена...
Золото горячее в облаках,
и глаза и сердце дразнит и манит,
чтоб разлиться в жилах, реках и ветвях... –
меж волнами-тучами вновь и вновь –
так в крови усталой прежняя любовь
сладостным недугом чувства горячит.
В сходстве с полем, деревом и рекой,
жаждем, жаждем благодатных дождей
с облаков весенних – земля им мать
вселенская, цветущая, словно плоть
человека – вожделенная краса,
словно скрипка в напряжении струн и рук:
кровь играет в струнах, и вдруг
мммууууу – быков мычанье, и вдруг –
отвечая громом, разверзаются небеса...
Разве дерево бежало бы от дождя?
Разве ты не обнажишься под дождём?
Как под первым эдемским дождём танцуй –
до упаду тёплой земле на грудь,
чтоб уснуть...
То утроба мирозданья – земля
впитывает страстную сладость струй.
Оригинал и пр.:
--
14
... правда ль, что во древе насаждЕнном при исходИщих вод,
еже даст во время своЕ плод –
пребывает добрая грусть?
Вопроси бредущего чащобами через реки вброд
и услышь: о, да!
Правда ли что только хороша вода,
но огонь хлеба, арфы, колодцы жжёт,
колыбель с младенцем и свечу бедняка жрёт,
и венец цветенья – обуглен вот,
и величье пламени всего лишь в прах переход?!
Вопроси любого из углубившихся в созерцанье бродяг,
и услышь: слава пламени, пред которым всяк
прах! Даже император, покоритель всех,
что собрал добычу и стал благ –
молят покорённые: о, сгори! –
хоть посредь прохладных рек.
Слава складывающим из дерев алтари
для сжигания своих мертвецов!
Слава тем, кто мертвыми не кормит червя!
Блеск огня – их слезы, пенье – рты:
«Мир и мы – порожденье огня,
наш конец – огонь, а не земля,
во всём живом сила огня,
даже в силе воды».
Соберите пепел с песнями и развейте над водой!
Гляньте в зеркала, возвратясь домой.
Оригинал и пр.:
--
Источник иллюстрации: