В окупации

Валентин Булыгин
Жарко, печь дымит соломой,
Окна в красных языках.
Фриц сидит, письмо читает
Грусть, печаль в его глазах.
Пишут фрау!  Грет и Магда,
Пишет ему мать.
«Ну когда же нам, о Эйрих,
Вас с победою встречать?»
Что ответить им на это?
Как им объяснить?
Что, наверное, немного
Рейху третьему служить?
Что сложит голову свою
В чужом краю, на поле брани,
В болоте топком иль в лесу
Или у сруба вросшей в землю бани.
И пишет он родным своим,
И фрау Грет и Магде,
А между строк - война и смерть,
Глаза в глаза холодной правде.
И тихо обер прошептал:
«Грос швайн война, и Гитлеру капут».
Избу с опаской оглядел-
Своих тут нет – гут-гут, гут-гут.
И роздал  Эйрих шоколад
Детишкам мал-мала,
Их мать к себе он подозвал
И подошла она.
Он долго ручкой передатчика крутил,
Настраивал волну,
И вот пришла в избу она,
И слышат все Москву!
Мороз по коже пробежал
От Левитана слов.
Солдат немецкий сон прервал,
Охапку бросив дров.
Вдруг воцарилась тишина,
Притихли все кругом,
И лишь на стенке Ля-Париж
Пробили два «бом-бом».
Поправив  китель офицер
Солдату приказал-
Что он не слышал ничего,
И фляжку шнапса дал.
Фриц потоптавшись у дверей
Покорно головой кивнул,
Себе под нос пробормотал,
И за порог шагнул.
Морозный воздух из сеней
Фронтовика обдал семью,
И поползла в деревне весть-
Не отдали  Москву!
С тех пор прошли десятки лет,
Сменились поколенья,
Но память в нас живых живёт
Не разрывая звень