О чем и к чему все это?
Беллетристика лета.
Бульварно-садовое чтиво,
pulp fiction.
Грозы в Сергиеве,
град под Икшей. –
Пролог. –
Солярий на Красной: солнце перцово.
И переменно-свинцово
небо над Одинцово.
Малина на дачах под Клином
и земляника самая крупная на могилах
в Озёрах.
Бессонница
в, носом клюющих, Бронницах
до трёх, до четырёх,
до рассвета
за чтивом кромешного лета. –
Завязка сюжета. –
Склоки – меж межевые колышки
в ветхоактёрописательском Болшеве –
меж ИваNовым ИваNом ИваNычем
и таким же Nикифорычем –
гуманоидов
с инопланетных БараNовичей?
а может быть с крайны N, или еще с дальше?
В Переделкине перепёлки,
т.е. переёлки –
недососны такие –
в общем, хвойные:
вечноколючие, вечнозелёные
вечнолетние,
даже когда в новогоднем монисто,
в садике детском на Ленина в Истре. –
Кульминация. –
Девятого лета протуберанцы
девятой жизни моей последней
шутихами
в шахрезадовой Балашихе –
теми, что «цыкают» в вязкий туман творожный
в Железнодорожном
и в такой же в Монино над Звероножкой, –
и твоей первой,
чистыми грустными каплями
сбегающей по загорело-кающимся юным щекам
на, умытой росою из леек
красновато-ворчливых ж-ж-жучков, деловитой Перерве.
Беллетристические стансы,
сонеты
под Чеховом где-то
в плавнях,
и в Посаде платочно-Павловом
карбункульной фабулой,
воспалённой сюжетной линией,
в Верее вероломно
поломанной
вдрызг, контрапунктом
крадущейся осени
зябко укутанной
в наш эпилог
так, что носа не видно…
как это теперь ни досадно-обидно,
я знал, что так будет из книги с забытым названьем,
забытой на лавке забытой
в заброшенном скверике в Видном…
беллетристика лета…
зачем и о чём было это?..