Ещё не стала инеем роса,
ещё не называют воду влагой...
Сейчас мы только сны и голоса,
обёрнутые хлопковой бумагой, -
отправленные тщательной рукой
подобно недозрелому синапу,
в подхваченную под бока пенькой
дорожную коробку из-под шляпы.
Ещё в зелёном сжаты кулачке
пунцовые светила молочая -
но девочка в переднике пике
по нас, пока неведомым, скучая,
раскроет рисовальный свой ягдташ
и, раздобыв красительные зелья,
решительную яркую гуашь
раздумчивой заменит акварелью.
Запутавшись в портьерной фалбале
и выдав свой приход бесцеремонно,
она найдёт на письменном столе
лист бристольского белого картона,
и ножницы закусят удила,
промчатся по столовой и гостиной,
нам выщелкают вещи и тела -
и вновь сомкнутся клювом аистиным.
У сердца шевельнётся бубенец,
распрыгается ветер по каштану...
я до тебя дотронусь наконец -
и обомру.
И тихим светом стану.