Часть вторая.
Вагнер открыл глаза. Знакомый мир выглядел как на старой фотографии – он был чёрно-белым, слегка затонированным сепией и словно подёрнутым тонкой завесой тьмы. Однако фотография эта не была статичной – она жила и дышала...
Вагнер стоял напротив Казанского собора, который возвышался надо всем, словно желая обнять город крыльями двух своих колоннад. Он простирал их вперёд, как огромная хищная птица, защищающая птенцов. Узкие окна ротонды светились зеленоватым светом, и мелькающие в них тени наполнили сердце Вагнера липким ощущением потустороннего ужаса.
Вагнер взглянул на «Всевидящее око в лучах», как вдруг золотой глаз, моргнув, посмотрел прямо на него, прожигая насквозь. Вагнер издал сдавленный крик и бросился бежать, успев только заметить, что Иоанн Креститель в нише у главного входа погрозил ему пальцем, слегка наклонившись вперёд из своей арки в стене. Вагнер пересек Канал Грибоедова, который катил свои тёмные воды, как узкая чёрная траурная лента. Пробежал мимо дома Зингера, где глобус, поддерживаемый девами-валькириями, крутился, направленный в противоположную естественному наклону земной оси сторону; а орёл, казалось, высматривал пролетающих мимо голубей, готовый сорваться вниз за своей добычей. Вагнер бежал и бежал, обгоняя прохожих, которые, как заводные игрушки, с одинаковой скоростью двигались по мостовой. У него не было времени задуматься – сон это или явь. Страх сковал тело, пронзая холодом сердце и рассыпаясь по спине мелким бисером ледяного пота. Вагнер бежал вперёд, заключенный в эту старую фотографию, на которой не только люди, но и дома, и фонари, и сам тротуар были живыми.
Вагнеру хотелось услышать человеческий голос, увидеть лица, глаза, которые отозвались бы на его просьбу о помощи. Он подбежал к прохожему и, дернув его за коричневый рукав клетчатого пиджака, попытался сумбурно объяснять то, чего не понимал и сам. Мужчина обернулся, и… Не просто ужас, а нечто, граничащее с безумием, охватило Вагнера: лица у мужчины не было – вместо него был часовой механизм. Взгляд Вагнера провалился в небытие, в бесконечное число зубчиков и колесиков, заставляющих друг друга двигаться снова и снова…
Судорожно отпустив рукав незнакомца, Вагнер закричал, отшатнулся и беспокойно осмотрелся по сторонам. Его взгляд выхватил из толпы женщину в длинном черном платье, которая шла мелкими быстрыми шажками, сжимая в руках большую плетёную корзину. Вагнер догнал незнакомку и, схватив со спины за плечо, попытался заговорить. Женщина медленно повернула голову – её пустые глазницы посмотрели на Вагнера, а пергаментная кожа морщинистого лица вытянулась в злой усмешке. Корзина упала на мостовую, и из неё выкатилось несколько десятков будильников. В ужасе Вагнер отпрянул и беспомощно посмотрел по сторонам. По тротуару двигались мужчины и женщины. Одни шли быстрой пружинистой походкой, другие семенили усталыми старческими шагами. Мужчины опирались на зонты или палки с красивыми литыми набалдашниками, женщины гордо несли свои атласные кружевные платья. Вагнер смотрел и не находил в этой страшной толпе ни одного человеческого лица – часовые механизмы, звериные морды, отвратительные черты остроухих демонов слились для него в бесконечный поток видений апокалипсиса, его личного ада. Ада, над которым вдруг прогремел спокойный, но грозный голос Чёрного монаха: «Где же часы, Вагнер?».
- 1 –
Юрий стоял у Велесова камня. Луна в чёрном бархатном небе светила огромным белым диском, на котором так отчетливо были видны материки, моря, кратеры, купола и хребты, словно Луна подошла к Земле ближе, чем обычно. Юрию вспомнилось, что древние славяне считали Луну Солнцем мёртвых – души умерших предков жили на Луне-Месяце, чтобы однажды вернуться снегом или дождём обратно на Землю и стать душами новорождённых.
Но сейчас Луна была скорее нежно мерцающим ночником в тёмной комнате. Всё дышало покоем, река катила прохладные воды, посеребрённые лунным светом. Воздух был пронизан особенными запахами, которые можно почувствовать только на границе августа и сентября, у той самой черты, когда лето начинает незаметно перетекать в осень. В изумрудных ветвях деревьев не появилось ещё ни оранжевых, ни жёлтых листьев. Дождь ещё не развёл своей кистью ни охру, ни сиену на их зелёных шёлковых ладонях. Но всё уже дышало предчувствием северных ветров и влажных туманов.
Вокруг камня трава оставалась удивительно зелёной; из нее, как голубые звездочки, выглядывали сонные цветы незабудок. Изгнанные из города с его каменными мостовыми, дорогами и тротуарами, эти нежные цветы иногда осторожно прорастали вдоль тропинок бульваров и парков, словно вестники другого, забытого нами мира. Мира, который без обиды и укора смотрит на нас глазами старых дубов и камней.
Пока Юрий думал, засмотревшись на холодный диск луны, из зарослей невысоких ёлок показалась острая мордочка молодого волка. Его жёлтые светящиеся глаза не мигая смотрели на человека, словно пытаясь понять его суть.
Волк коротко завыл, привлекая к себе внимание. Юрий вздрогнул и вжался спиной в огромный холодный камень. Несколько минут волк и человек смотрели друг на друга. В глазах животного Юрий не увидел ни злобы, ни желания напасть – только интерес. Ему даже показалось, что некое подобие улыбки играет на полуоткрытой волчьей пасти, полной ослепительно белых клыков. Серая шерсть отливала серебром, она была удивительно пушистой и густой, словно волк недавно искупался в лунной купели Невы. Юрий медленно оторвался от камня и сделал осторожный шаг вперёд, протягивая волку руку. Волк тоже шагнул вперед, хитро посмотрел на человека и лизнул его в открытую ладонь. И вдруг в голове Юрия зазвучал отрывистый, лающий, хриплый голос: «Не ходи к часовщику. Там опасность». Бросив на ошарашенного Юрия еще один внимательный взгляд, волк снова лизнул его ладонь и скрылся в лесных зарослях.
- 2 –
Михаил стал осторожно приподнимать крышку брегета, держа часы на уровне глаз. Замок тихо щёлкнул, часы приоткрылись, заиграла волшебная мелодия, прелестнее и чище которой Михаил еще не слышал. На несколько секунд мужчина замер, наслаждаясь необыкновенными звуками. Затем приоткрыл часы ещё, желая скорее увидеть то, что было скрыто от него из-за нелепого страха перед словами цыгана. Он не сразу заметил, как тонкая струя, похожая на полупрозрачную чёрную змею, начала вытекать из часов. Змея росла, её тело стало темнеть и быстро поглощать солнечный свет, наполнявший небольшую комнату Михаила. Испугавшись, мужчина хотел прикрыть крышку брегета, но тёмная лента, извиваясь, выбила часы из его рук. Михаил пытался наощупь найти знакомые предметы – стол, свечу на нём. Но впереди была лишь пустота. Внезапно, пронзив эту пустоту и тишину, в комнате зазвучал низкий мужской голос. Он разрезал собой пространство, отзываясь в ушах Михаила протяжным гулом.
– Цыган… Цыган украл мои часы раньше, чем я смог воспользоваться их силой. В них скрыто всё, что мне досталось от тайных знаний старого колдуна Брюса. Все души, принесённые когда-то в жертву на древних капищах чёрных богов этих мест, как и души, бродившие по болотам и лесам столетия до того, как был построен город, заключены в этом брегете. Это я заключил их туда, это я нашёл книгу старого колдуна, которая когда-то принадлежала царю Соломону. К концу своей долгой жизни я разгадал древние тайны, и все призраки, скитавшиеся по болотам и по ночным улицам этого города; все тени, прятавшиеся от солнечного света в его мрачных подвалах, силой старого заклинания были заперты в этом брегете. Я мёртв, но с помощью этих часов мне станут подвластны оба мира. Те, кто заключён в этом брегете, выполнят любоё моё желание ради обещанной им свободы, которую я, разумеется, им не дам. Но я не могу взять брегет в руки – это сделаешь ты. Всё, что мне нужно – капля человеческой крови в механизме часов, чтобы неупокоенные души услышали мой зов. И эта капля крови будет твоей.
Михаил различал только абрис человека в чёрном – холодный зеленоватый свет освещал его высокую фигуру со спины. Но, несмотря на устрашающий голос призрака, его грозный вид и слова, Михаил не испугался… Ощущение нереальности происходящего не оставляло его, и, выслушав гостя, Михаил двинулся навстречу призрачной фигуре, про себя взывая к Николаю Чудотворцу.
Внезапно призрак рванулся вперёд, обхватив Михаила черными крыльями своих рукавов. Кольцо его объятий было настолько тесным, что дыхание перехватило мгновенно. Михаил отчаянно сопротивлялся, повторяя слова, обращённые к святому Николаю. Ему казалось, что холод начал проникать в тело, вливаясь через глаза, в которые неотрывно смотрел призрак. Силы быстро оставляли Михаила, но он упорно повторял про себя: «Это неправда, это не может быть правдой.».
Внезапно под ногой Михаила что-то хрустнуло. Мужчина понял, что наступил на часы, упавшие на пол. Крышка брегета плотно закрылась, и призрак начал медленно отступать. Мрак, окутавший комнату, постепенно рассеивался и тонкой траурной лентой, быстро извиваясь, вливался обратно в часы. Привычные контуры вещей проступили сквозь чёрный туман. Ещё несколько минут – и ужасное видение исчезло совсем. Когда солнечный свет снова наполнил комнату, Михаил поднял брегет, с силой ударил о край стола и, услышав, что его сердце замерло, крест-накрест обмотал веревкой, сорванной с шеи вместе с нательным крестом. Отыскав в комоде носовой платок, Михаил осторожно завернул в него опасную игрушку. Затем подошёл к умывальнику и, набрав в ладони прохладной воды, бросил её себе в лицо… Выпрямив спину, Михаил увидел в зеркале своё бледное лицо, синие глаза и крупные кольца тёмных кудрей. Мужчина облегчённо вздохнул и отправился в ближайшую церковную лавку за медальоном с изображением Николая Чудотворца.
- 3 -
Вагнер трясущимися руками достал из кармана часы, готовый на всё, только бы этот кошмар закончился. Он протянул часы монаху, который клубящимся тёмным облаком повис над землёй.
– Мне мало одних часов, Вагнер, – прогремел монах. – Ты должен убить того, чей предок заставил меня томиться в ожидании две сотни лет. Ты пронзишь его сердце, и, когда брызнет кровь, подставишь под нее часы. Дальше я займусь городом. Наполню его мрачными тенями потерянных душ, заставлю вернуть то, что он отнял у этих мест – древние места силы. Я ввергну его во власть моего повелителя – Чернобога, властелина тьмы, Нави, Пекельного царства. Ему подчинена вся темная сторона бытия. В глазах его видна вся ледяная бездна, он всегда одет в черную сутану и перебирает четки, отрицая и существование Бога, и своё собственное. Ему, Черному Змею, богу холода, уничтожения, смерти, служат черные колдуны и волхвы. Вокруг чертогов Чернобога ползают Змеи-Ламии; лешие и волколаки бродят по его черным лесам. Ему в жертву я принесу всё, и ты поможешь мне в этом, Вагнер. Поможешь, если не хочешь расстаться со своей жалкой маленькой жизнью.
Вагнер не хотел расставаться с жизнью, хотя своим отчаяньем, одиночеством и пустотой она и так напоминала небытие. Но та пустота, что простиралась за чертой земного существования, страшила ещё сильнее.
– Завтра же ты найдёшь того, кто принёс тебе часы. Как только город опустеет, отведешь его к последнему капищу Чернобога, оставшемуся здесь. Это место ждёт жертвы, оно поможет тебе осуществить мои планы. Сделаешь все, как я сказал – и я верну тебе твой мир пустых сновидений.
Ещё секунда – и Вагнер оказался в своей комнате. Он никак не мог успокоиться и долго мерял тёмную пустоту быстрыми шагами, пытаясь заглушить биение собственного сердца, которое напоминало ему тиканье проклятых часов. Светлая сторона его души отрицала возможность произошедшего, отказывалась верить в то, что это могло случиться с ним – тихим безобидным часовщиком. Но другая сторона, сторона тёмных снов, самолюбия и страха, нашёптывала только одно: «Убей, чтобы жить. Убей, чтобы жить.».
Промучившись так несколько часов, Вагнер провалился в сон без сновидений. А утром позвонил Юрию и предложил встретиться, чтобы вернуть брегет. Но не в мастерской, а где-нибудь в городе, сославшись на то, что взял срочный отпуск. Юрий долго молчал, но потом всё-таки согласился пересечься там, где предложил Вагнер – на набережной Обводного канала. Вагнер назвал первое место, которое пришло ему в голову, но тут же почувствовал, что именно о нем и говорил черный монах. Кошки скребли на душе у Вагнера, но он не видел другого выхода: ему не хотелось жить, но и не жить не хотелось тоже. Он достал из ящика стола старый кухонный нож с костяной ручкой и точило. Поднеся затупившееся лезвие к серому крутящемуся диску, Вагнер принялся за дело…
-4-
Юрий едва ли смог бы объяснить, почему не сомневался в том, что предостережение волка ему не послышалось. Зверь действительно разговаривал с ним. Думая о нём, Юрий словно чувствовал на своей ладони приятный след горячего шершавого языка. А при одной мысли о часовщике по спине полз леденящий кровь холодок, а волосы на затылке, казалось, поднимались дыбом. Однако желание получить назад часы прапрадеда, пусть и запретившего не то что чинить, но даже приоткрывать крышку, было сильнее. Юрию казалось, что неспроста прадед не уничтожил брегет. Значит, сопровождавшая его всю жизнь удача и впрямь имела к часам самое прямое отношение…
А причина была проста – брегет притягивал деньги. Серебряные и золотые монеты тянулись к нему, как к магниту. Словно маленький артефакт тьмы, брегет налаживал механизмы торговли и взаимопонимания. Прапрадед Юрия об этом, конечно, знал. Подозревал он и о высокой цене, назначенной за такое поистине дьявольское везение...
Не сказать, что Юрий боялся встречаться с Вагнером. Он был не робкого десятка, вот только волчье предупреждение не давало ему покоя… За размышлениями Юрий не заметил, как пролетел день. Мужчина быстро оделся и вышел на улицу, предвкушая, как сможет взять в руки загадочные часы и наконец услышать их таинственную мелодию… А часовщик? Что он, собственно, может сделать?..
Юрий шёл вдоль набережной, разглядывая знакомые с детства окрестности. Обводный канал всегда слыл самым богатым на мосты – Шлиссельбургский, Атаманский, Ипподромный, Варшавский, Таракановский. Мосты нависали над тёмными водами канала. Словно паутина, туман покрывал собой поверхность воды. Казалось, стоит коснуться ладонью – и он липкой длинной нитью потянется за пальцами. Набережная канала была пуста – редкие прохожие появлялись и быстро исчезали, словно подхваченные тихим, но уже вполне осенним ветром. Юрий поднял воротник куртки, повёл плечами и, прислонившись к решётке набережной, приготовился к встрече.
Вагнер показался через несколько минут. Его одинокая маленькая фигурка в старом плаще вызывала не пренебрежение, а острую жалость. Он шёл, не поднимая головы, глядя под ноги, однако не обходя ни одной лужи, ссутулившись и плотно прижав локти к телу, словно желая спрятать себя от мира. Вот Вагнер подошёл совсем близко, и Юрий поздоровался с ним, улыбнувшись. Вагнер же, невнятно пробормотав что-то в ответ, сунул руку во внутренний карман плаща, намереваясь, видимо, достать брегет.
- 5 –
В глубине вод Обводного канала ожили древние камни – они почувствовали зов древних богов. Чернобог, уставший от одиночества, призвал к сумрачной жизни тень своего нового жреца – давно истлевшего в могиле монаха, который был когда-то учеником Якова Брюса. При жизни его чёрные глаза горели злобой, голос был груб, но Яков доверял ему, видя заключённую в характере ученика силу и желая обратить её на пользу новому городу и царю. Увы, жажда власти в монахе затмила желание творить добро. Все знания по математике, астрономии, инженерии, топографии и знахарству, которые потомок наследников шотландского престола подарил городу, злодей обратил во славу тьмы. Похитив после смерти учителя его самую ценную книгу, монах скрылся и до конца жизни сторонился людей, занимаясь поисками тайных знаний, скрытых в архиве Брюса.
И вот теперь древнее капище почувствовало, что новый жрец готов принести дары. Старые валуны, покрытые толстым слоем глины и поросшие водорослями, вздрогнули и начали медленно подниматься со дна Обводного канала. Выложенные в круг плиты были испещренными надписями и знаками. По центру возвышался самый крупный валун, похожий на пень старого дерева. Камни поднимались и поднимались, начиная светиться холодным зеленоватым светом, пока окончательно не вынырнули из своего водного плена. А напротив, у невысокой чугунной решётки набережной, стояли двое...
- 6 -
Сердце Вагнера билось, как испуганный заяц, попавший в силки безжалостного охотника. Часовщику хотелось бежать, но он понимал, что чёрный монах найдёт его повсюду, словно этот самый монах жил в самом Вагнере. Держа руку в кармане, он сжал рукоять ножа, собираясь с силами. От волнения в глазах у него потемнело, голова пошла кругом. Вытаскивая нож, Вагнер краем глаза увидел, как за спиной ничего не подозревающего Юрия из черных вод канала начал выступать каменный круг, мерцая холодным потусторонним светом.
Однако мир померк не только в глазах Вагнера. Юрий тоже заметил, что вечер стал совсем тёмным, пастельные краски заката сменились странными коричневатыми оттенками, вода приобрела оттенок гагата, кое-где отливая кармином. Небо из светло-синего с розовыми всполохами стало кармелитовым, без единого просвета. Мосты изогнули спины, словно приготовившиеся к прыжку кошки. Дома захлопнули окна – совсем как люди, зажмурившие от страха глаза. Казалось, город внезапно вымер, и только птицы сновали над тёмной водой всё ниже и ниже. Их тела показались Юрию невероятно большими и, присмотревшись, он понял, что это не чайки и не вороны – над Обводным каналом кружили, извиваясь чёрными телами, аспиды. Словно вызванные из древних поверий, хищные змееподобные крылатые существа с птичьими носами и двумя хоботами носились над водой, как обычные птицы. Юрий растерянно обернулся к Часовщику и только теперь увидел блестящее острое лезвие занесённого над ним ножа.
Не растерявшись, мужчина схватил руку часовщика, пытаясь отвести от себя острый клинок, но Вагнер оказался неожиданно силен. Он всё теснее и теснее прижимал Юрия к чугунной решётке канала. Аспиды, предвкушая свежую кровь, кружили всё ниже и ниже, заключив обоих мужчин в стремительное и непрерывно двигающееся черное кольцо. Рука часовщика с зажатым в ней ножом неумолимо приближалась к груди Юрия. Вот Вагнер слегка отклонился назад, перегнувшись через решётку, и, на секунду обернувшись к воде, увидел под собой темные круглые камни, знаки и символы на которых горели тусклым бледно-зелёным светом. Ещё одно мгновение, и все будет кончено… Наклонившись над Юрием еще ниже, часовщик сунул вторую руку в карман и достал серебряный брегет…
Камни капища поднялись над водой и висели в воздухе, прямо за спиной Юрия. Тёмная вода стекала с них, бурые водоросли свисали по краям, словно мокрые волосы утопленницы. В центре капища возвышалась чёрная фигура монаха – он хранил молчание, со страшной улыбкой глядя на Вагнера. Аспиды плотной пеленой окружили всех троих, прочно укрыв их траурной вуалью от остального мира. Сейчас сталь войдёт в грудь Юрия, кровь прольётся на старые часы, и он, Вагнер, будет свободен. Вот нож действительно коснулся груди, вспоров тонкую ткань рубашки. Ещё одно усилие, и на коже выступит кровь…
Юрий все еще отчаянно сопротивлялся, пытаясь противостоять безумной силе, внезапно посягнувшей на его жизнь. Однако с горечью понимал, что едва ли сможет спастись. Ещё секунда, и он, истекая кровью, рухнет на неизвестно откуда взявшиеся камни, а часовщик, бросив нож в воду, побежит вдоль набережной, зажав в руке часы его прапрадеда.
- 7-
Юрий закрыл глаза, приготовившись к удару ножом, как вдруг услышал где-то словно внутри себя волчий вой. Ниточка памяти потянулась быстрее и быстрее, и Юрий принялся отчаянно взывать к Велесу, посланником которого, конечно же, был молодой волк с серебряной шерстью. Велесвелесвелес… Повторяя это имя, Юрий уловил в пространстве запахи леса: свежей травы, клевера, мяты, золотистых кувшинок.
Давление руки Часовщика вдруг ослабло. Открыв глаза, Юрий увидел, что чёрное кольцо аспидов пробил золотой свет. Этого короткого мига Юрию хватило на то, чтобы развернуть Часовщика к решётке, отстранив от себя руку с ножом. Монах бросил на Вагнера угрожающий взгляд. Тот собрал последние силы, но было поздно – Юрий уже вырвался из его рук. Пытаясь схватить жертву за лацкан куртки, Вагнер инстинктивно разжал ладонь и с ужасом увидел, как серебряный брегет, это волшебное существо, разрушившее его жизнь, но все же им любимое, падает вниз, на камни старого капища. Рванувшись за часами всем телом, Вагнер перегнулся через решётку канала, потерял равновесие и рухнул следом, прямо во внезапно разверзшуюся в камнях огненную бездну. Юрий видел, как тело, кувыркаясь и напарываясь на острые камни, долго летело вниз, в бездонный адский колодец. Призрак монаха начал таять в воздухе, произнося самые страшные и грозные слова в адрес Юрия и его прапрадеда. Гримаса ненависти и злости искажала его и без того ужасные черты до тех пор, пока он, превратившись вместе со стаей аспидов в облако чёрной пыли, не канул в гаснущий адский колодец. Скрыв монаха, колодец исчез под камнями капища, которое медленно скрылось под водами канала, словно его никогда и не было.
Над водой осталось только облако золотистого цвета, откуда ещё не пришедшему в себя Юрию улыбался Велес, сквозь черты которого проступало сияющее лицо Николая Чудотворца. Лики двоились, сливаясь в один и лучась нежным светом тайны, разгадать которую в силах лишь тот, кто научится видеть сквозь время и сумеет поверить в то, что боги растут и меняются так же, как люди, из воплощения в воплощение меняющие имена, место жительства, пол и цвет кожи... Однако суть их от этого не меняется, оставаясь вечной аллегорией переходящей из тысячелетия в тысячелетие …
У самой воды, зацепившись за выступающий из гранитной набережной небольшой крюк, висели серебряные часы. Заметив их, Юрий перелез через решётку, присел, держась за чугунные прутья одной рукой, наклонился и достал брегет. Затем мужчина выпрямился и открыл крышку. Заиграла волшебная музыка, равной которой Юрий еще не слышал, и из белого циферблата с серебряными цифрами начали вылетать золотые светлячки неупокоенных душ. Они недолго кружились над головой Юрия, радуясь освобождению, и спешили наверх, туда, где в синем вечернем небе открылась маленькая светлая дверца, протянувшая им навстречу тёплый светящийся луч.
Эпилог
Юрий стоит на ступенях Казанского собора. В его ладони лежит серебряный брегет прапрадеда – удивительное творение, чудесный механизм которого заставляет снова и снова биться быстрое часовое сердце. Но вот Юрий размахивается ¬– и часы летят на каменные ступени, разлетаясь на сотню деталей и стеклянных осколков, в которых отражаются собор, птицы, небо и совершенно седой мужчина с молодым красивым лицом.