Ты помнишь, милая, грозу,
гремевшую над Аю-Дагом,
как не остались мы внизу,
и нас побило крупным градом?
Мы шли, как блохи, по горе,
по высохшей медвежьей шкуре.
И страсти стали в нас гореть,
а в мыслях стало много дури.
За шорты стал тебя хватать,
а ты смеялась и бежала.
Смотрел я, где бы полежать,
наверное, уже устала.
Но видим, вздыбилась волна,
и гребешки срывает ветер,
и высь вся тучами полна.
Назад побольше километра.
Сказать мне стыдно, быстро вниз,
но говорю и устремляюсь.
Здесь оставаться - это риск.
Бегу, руки не выпуская.
Но хлынул дождь, и этот град.
Я встал и заслонил от града.
По шапочке такой набат,
как звуки ближнего парада.
Сначала гром был вдалеке,
но скоро стал над нами, рядом.
А ты одета налегке,
и сердце стыло при разрядах.
Прижалась и была близка,
во мне хотела ты укрыться.
И обнимала так рука,
во сне такое не приснится.
Я целовал твоё лицо,
чтобы согреть и успокоить.
Тогда, скорее, был отцом
и гладил волосы рукою.
Но вот внезапно дождь утих,
и снова солнце заблестело.
Мы согревались на пути,
Теперь любить и петь хотелось.
А вот, желанный Партенит,
и мы действительно запели.
Медведь-гора нас не манит,
у моря грелись две недели.