Уйдя в себя подобно большинству,
я заточен, строптивый инок, в келью,
которую замкнул архимандрит,
но память не покорна естеству --
в мозгу скользит пугливою газелью
под мерный топот маленьких копыт.
И заново я город обживу,
где свет из окон льется карамелью
на ноздреватый блин булыжных плит
в осенний вечер, сыплющий листву
(призывно, пряно пахнущую прелью),
чье золото богатства не сулит.