II.
1.
Пять лет тому назад на службу герцогине
на должность мажордома принят был
увеченный герой - Винценто де Армани.
Он герцогу родней далекой слыл.
К тому же внешне они были схожи:
осанка, голос, рост, черты лица.
И только лишь в одном с ним непохожи -
он был по проще... То есть без венца.
Который наполняет душу спесью,
надменностью и гордостью слепой.
Нет, нрав Винценто... Он всегда был весел,
он был внимательней, чем кто-либо другой.
И коль ему не выпала удача
родиться принцем или королём,
он выполнял приказы и задачи
с присущей добросовестностью в нём.
2.
Без мужа Габриэлле было скучно.
И чтоб отвлечь себя от грустных дум,
по-своему любила развлекаться,
испытывая силу, ловкость, ум.
Она часами на коне скакала
или карабкалась по скалам и холмам.
И, распалясь от внутреннего жара,
нагая окуналась в реки там.
Слуга сопровождал её повсюду.
Им был Винценто, верный мажордом.
С охотой исполнявший все причуды,
услуги, порученья, но при том.
Она его почти незамечала.
А бедный наш Армани был влюблён
в неё... Та ничего не знала.
Слуга, не больше, для неё был он.
Слуга, придворный, мажордом и только.
Пусть ловок и проворен, как огонь,
он значил для неё, примерно, столько,
как верная собака или конь.
Но день за днём, того не замечая,
она его невольно приближала:
-Винценто! Принесите чашку чая!
-Винценто! Как сегодня я скакала?
Она привычно, часто без причины,
ему на руку нежно опиралась,
совсем незамечая в нём мужчины,
в присутствии Винценто раздевалась...
3.
В войсках Люччано ранее служил он,
в боях всегда отвагой отличался,
но пуля правое плечо пробила -
и он с рукою неподвижною остался.
От ратных дел и подвигов военных
ему пришлось, конечно отказаться.
С тех пор служил Винценто мажордомом
и мог прекрасно с делом управляться.
Но, несмотря на всё его уменье,
он был честолюбив. Его стремленье
упрямо бунтовало, не желая
смириться с невысоким положеньем.
Та близость, до которой герцогиня,
сама не замечая допускала,
тогда была вершиною блаженства
для бедного влюбленного вассала.
Однако радость вскоре улетела.
Испытывая страсть, терзаясь ею
он понимал, что был для Габриэлла
не более, чем преданным лакеем.
И эта мысль с ума его сводила.
А гордость наполняла душу гневом,
когда ему, вдруг, видеть доводилось
её совсем одну в костюме Евы.
4.
Два месяца спустя после отъезда
Люччано из родительских поместий,
Винценто вызвали в покои герцогини
для ежедневных утренних известий.
Сияло солнце, канарейка пела.
Ночной прохлады, будто не бывало
и госпожа раздетая сидела,
слегка укрывшись легким покрывалом.
Винценто в спальню тот час же явился.
Зухра ей волосы в прическу убирала.
От утомления она вздохнула,
с плеч покрывало тонкое упало.
И взору бедного слуги открылась
белее снега бархатная шея,
нагие плечи, стройная фигура...
Он замер, на неё глядеть не смея.
Не поднимая глаз на мажордома
расспрашивать его синьора стала
о попугаях, двое из которых,
подохли вечером, поев немного сала.
Винценто онемел. В нём разгоралось
одновременно ярость и желанье.
Её он и любил и ненавидел
тогда в своём святом негодованье.
"Но почему,- подумалось Винценто,-
она так смело может обнажаться?
Ведь рядом с ней - мужчина, а не евнух,
перед которым смеют показаться".
От слова "евнух" гнев еще сильнее
стал распаляться, будоража кровь.
И он, до боли, сильно стиснув зубы,
проклятию предал свою любовь.
-И так, Винценто? - герцогиня снова
его спросила, на него не глядя.
-И так, синьора,- резко он ответил,-
прошу меня уволить, бога ради!
Придётся поручить кому другому
о ваших попугайчиках заботу,
а вам я больше не слуга отныне.
Другую я найду себе работу.-
Она глаза подняла удивленно.
Винценто с ней всегда учтивым был.
Он у стены стоял не преклоненный,
а руки на груди своей скрестил.
Случайно встав на тоже место в спальне,
там, где не так давно стоял портрет,
он был сейчас особенно похожим
на герцога. "На герцога? О, нет!"
-В чём дело, мажордом? Кто вас обидел? -
взволнованная резкостью его
спросила герцогиня приподнявшись,
с участием взирая на него.
-О, да, синьора,- тихо он ответил,
хотя в груди его кипела кровь,-
меня сейчас жестоко оскорбили.-
А шепотом: "Будь проклята любовь!"
И не спуская с герцогини взгляда
от гнева извергавшего огонь,
рукою не послушной на синьору
направил он дрожащую ладонь.
-Я, оскорбила вас? - вскричала Габриэлла,
не помня, что обнажена совсем,
шагнула два шага ему навстречу.
-Я оскорбила? Но, позвольте, чем?
-А вот чем, герцогиня,- произнёс он.
И белым стал, как мраморная стела,
показывая пальцем на нагое,
покрытое загаром нежным тело.
5.
Она не сразу догадалась даже...
Что надо этому слуге - нахалу?
Потом румянец яркий залил шею,
лицо её огнём заполыхало.
Один тот жест разрушил представление
о нём, как о бесчувственном предмете.
Она увидела себя совсем раздетой
со стороны, перед мужчиной этим.
Подобно всплескам молний быстротечных
обида, стыд, досада, возмущенье
в душе её меж тем чередовались,
рассудок призывая к отомщенью.
-Ах, негодяй! - воскликнула синьора,-
Ты смел поднять глаза на госпожу!
Ты! В этом доме подданный, прислуга!
Сейчас тебе я это докажу!-
Она к своей постели подбежала,
пошарив под подушкою, нашла
отточенное лезвие кинжала
и к бледному Армани подошла…
Он выпрямился в рост, удар почуяв.
Остался неподвижным, как и был,
с скрещёнными руками, ожидая,
когда придёт конец... Иль стихнет пыл.
В глаза Винценто молча посмотрела,
но не нашла ни страха, ни забот.
И! Ей он снова герцога напомнил...
Она вдруг поняла - он не умрёт.
-Пёс! - герцогиня быстро отвернулась,
ему рукой на двери показав.-
Немедленно отсюда убирайся!
И мне не смей казаться на глаза!
-Да. Я уеду, стало быть сегодня, -
отважно ей сказать слуга посмел.
-Нет, завтра! - крикнула синьора в исступлении.-
Ты слышал, завтра! Иль умрёшь в тюрьме!
-Ну что же, пусть. Как будет вам угодно.
Уеду завтра.- мажордом сказал.
Он на неё взглянул, но как-то странно.
И низко кланяясь, покинул зал.
6.
А герцогиня вся во власти гнева
от ярости кусала кулаки.
Ходила взад-вперед, как львица в клетке,
срывая драгоценности с руки.
-Зачем ты сердишься? - её Зухра спросила,
она всегда ей говорила "ты". -
Его легко понять, ведь он - мужчина,
а ты - сама богиня красоты.
-Он ма-жор-дом! И мой слуга к тому же! -
она была не в силах продолжать,
ей не хватало слов. Её бесило...
И ей хотелось громко закричать.
-Мужчина! - повторила мавританка
и выразительно взглянула на неё.
Взгляд этот озадачил герцогиню
и откровенностью сразил её.
Язык полунамёков, жестов, взглядов...
Она его прекрасно изучила.
Двусмысленность подобных отношений
Армани с ней, её совсем смутила.
Она себя за вольности ругала,
которые позволила при нём.
За удовольствия, что испытала...
Но в чём же крылась сладость эта? В чём?
"В том, что сама себе не признаваясь
я чувствовала восхищенный взгляд
на полуобнажённом моём теле?
И не один, а много раз подряд?"
-О, лицемерие! - воскликнула синьора,
вновь принимаясь бегать взад-вперёд,-
Я притворялась, что не замечаю,
что он - мужчина? Вот так поворот!
Выходит, я, как подлая кокетка,
сама себе сознательно лгала, -
от страшного волненья герцогиня
продолжить эту фразу не смогла, -
И что тут удивительного, если...
Что этот благородный господин, -
она поймала, вдруг, себя на мысли,
что он незаурядный дворянин.
Она, не без тревоги, вдруг созналась
сама себе, что хочет оправдать
его слова, которые сумели
её совсем недавно взволновать.
-Оскорблена? При ком? - она захохотала, -
Зачем мне пред собой комедию ломать?
Кто я? И кем себя считала?
Не брошенной ли женщиной? Как знать!
Разглядывая в зеркале морщинку,
заметившую с раннего утра,
она добавила: -Да, брошенной женою,
которая уже почти стара.
7.
А вечером, немного успокоясь,
она сказала: -Завтра он уедет.
Я правильно решила. Это выход.
Сюда уже он больше не приедет.
Но в тот же самый миг она вскричала:
-Как! И Армани тоже меня бросит!
Опять одна? - синьора замолчала...
Как далеко, порой, нас пыл заносит.
Смекнув, что словом "тоже" приравняла
Винценто к герцогу, она вдруг спохватилась.
И жгучий стыд проник под покрывало,
лицо её испариной покрылось.
-Он мой слуга. - она вслух прошептала.
"Он ма-жор-дом", - она хотела крикнуть.
И это небольшой преградой стало,
которую она смогла воздвигнуть.
Однако было всё не так-то просто
Жестокая печаль её терзала.
Она представила, как в замке будет пусто
и будет некого позвать из зала.
Теперь ей стало видно очень ясно,
каким вниманьем и какой заботой
её Армани окружал всечасно,
повсюду находя себе работу.
Но машинально посмотрев в то место,
где некогда стоял портрет Люччано,
синьора вспомнила некстати и не к месту,
что он исчез из спальни не случайно.
Она присела на постель устало.
Из окон доносилось чьё-то пенье.
Синьора больше часа пребывала
в полнейшем состоянье отупения.
-Пусть едет! - наконец она сказала,-
Честь герцогини требует решенья.
Честь! - с горьким смехом повторила:
-Не в ней ли вся причина невезенья?
Она не помогла вернуть мне мужа,
но я ре-ши-ла! И пусть будет хуже!
8.
В одиннадцать часов гонец явился,
он был приставлен к герцогу для слежки.
Слуга был весь в пыли и даже не умылся,
стараясь с донесением не мешкать.
Она нетерпеливо вскрыла почту,
от возбуждения дрожали руки.
Прочла, что муж готовит флот к походу
на мавритан. И... слёз не льёт от скуки.
Мечтать не стоит о другой награде,
как службу исполнять в красивом граде.
Тем более, что город тот - идилия,
а рядом верная и нежная Эмилия.
Да, в донесенье этом было сказано,
что с куртизанкой он опять встречается,
что вечером, отужинав с Люччано,
в объятия она к нему бросается...
-Зухра! - вскричала женщина в волнении.-
Пусть явится Винценто! И немедленно!
Я извинюсь пред ним без сожаления.
Ну, что стоишь? Исполни то, что велено!
Армани, как всегда, явился вовремя.
Он был спокойный, бледный и изящный.
Она взглянула на него особенно,
держа письмо в своей руке дрожащей.
Опомнившись, донос синьора скомкала
и бросила его в камин пылающий.
Не зная как начать, чуть-чуть помедлила
и подошла к нему с улыбкой тающей.
-Мне гневаться на вас в тот час не стоило.
Я виновата... и прошу прощения,-
и став почти вплотную тихо молвила:
-Загладить я готова упущение...
9.
Два месяца спустя, ослушаться не смея,
по приглашенью чопорного брата,
отправилась синьора Габриэлла
в Флоренцию, в дворец его богатый.
Но путешествие ей не сулило радости
от мыслей, что змеёю к ней закрались.
На ум припоминались гадости,
которые Роберто удавались.
Он не любовь, скорее страх внушал.
Повиновенье брату было в моде.
Воспользовавшись моментом, он писал
намёками о первенстве в их роде.
Что скрашивало этот дальний путь?
Что заставляло сердце трепетаться?
В мечтах о встрече с сыном, как заснуть?
И приближаясь, как не волноваться?
Вергилио был при дворе пажом.
Четырнадцатилетний сын Люччано,
был дерзок с дядей, часто на рожон
лез в спорах... И порою был отчаян.
Красивый, пылкий - полный антипод
сварливому и злобному Роберто,
Вергилио, (и Вам клянусь я честью)
был добрый малый, но не Дон-Кихот.
10.
Роберто выехал навстречу в чёрном,
в сопровождении огромной свиты.
В его обличье, сумрачном и вздорном,
нарочитость сквозила ядовито.
Те почести, которые воздали,
приличествовали самому Люччано.
Однако он, когда поднялся в залу,
напоминал бодливого барана.
Уставился на гостью диким оком
и произнёс с неудержимой злобой:
-Вы поступили бы умнее много
в брак не вступив с известной вам особой!
Вам в монастырь уйти советовал ваш брат?
Пятнадцать с половиной лет назад!
Но это было лишь всего вступление
к той длинной речи, где слова, как вороны,
клевали, разлетаясь во все стороны,
как будто замышляя преступление.
Он выразил в начале восхищение
насмешливо любуясь её внешностью,
ну, а затем, чтобы усилить мщение,
любезности посыпались с поспешностью,
сопровождая их таким свирепым взглядом,
что Габриэлле дом казался адом.
То он вещал шипящим, тихим голосом,
кружил, шнырял вокруг неё стремительно,
хихикал, скаля зубы отвратительно,
то вдруг казался чёрным, мрачным колоссом.
Во всём его уродливом движении
сквозило что-то хищное и страшное.
И женщине, с её воображением,
казалось нечто более ужасное.
Но, наконец, Роберто удалился,
а на пороге равнодушно бросил,
что зря её эскорт так торопился,
она не встретит сына, пусть не просит.
Вергилио отослан утром рано
в Венецию с пакетом для Люччано.
11.
Как только брат покинул герцогиню,
синьора тот час же послала за Армани.
Винценто был всегда и всюду с нею.
Роль мажордома чётко исполняя,
боготворя земную свою фею,
он от любви был у подножья рая.
Когда его в гостиную позвали,
он был внизу и наблюдал разгрузку
её вещей. Кругом рабы сновали.
Кто с сундучком, а кто с двумя в нагрузку.
Винценто не доволен был призывом.
Пришлось уйти в то время, (и в какое!)
когда ценнейший груз в шкафу красивом,
хотели принести в её покои.
Её застал в слезах, с душевной раной.
Она поведала коварство брата,
что в час, когда эскорт въезжал во врата,
Вергилио отправлен был к Люччано.
Проделки герцога встревожили Армани.
Он призадумался: "Не слишком ли поспешно
и опрометчиво решилась герцогиня
принять его призыв небезуспешный?"
12.
Но вот синьора удалилась в ванну,
от спальни отделённую портьерой.
И в комнате, наполненной туманом,
служанки не спеша её раздели.
Винценто было следовал за нею,
но двор оттуда был ему не виден.
И он вернулся в спальню, сожалея,
что будет говорить её не видя.
Продолжив с госпожою ту беседу,
Армани наблюдал свою разгрузку
за ценными вещами, чтоб к обеду
освободился двор довольно узкий.
По мере разговора с мажордомом,
стоявший за портьерою тяжелой,
все страхи герцогини исчезали.
Её, тем временем, ещё купали.
Синьора вновь забыла о невзгодах,
преследующих два последних года.
Купанье доставляло наслажденье,
вселяло бодрость, рушило сомненье.
Жизнь безотрадная, спокойная, пустая,
отрадной близостью заполнена до края,
теперь была уже совсем другая.
Земля казалась вешним садом рая.
Два месяца, подобно юной паре,
условностей они не соблюдали.
Не расставались, этикеты руша,
ни днём, ни ночью, ни в обед, ни в ужин.
После случайных, редких встреч с Люччано,
наш мажордом был с нею постоянно,
что породило в сердце безмятежность,
в душе покой, признательность и нежность.
Впервые в жизни гордая синьора
осмелилась быть ласковой. И скоро
повеселела. Хоть в пути устала,
как птичка что-то нежно щебетала.
13.
Винценто отвечал немногословно.
Она его сквозь занавесь спросила:
-Вы в рот воды, мой друг, набрали ровно,
ведь это, с вашей стороны, не мило.
-Я слушаю ваш голос, дорогая.
В другой бы раз ответил вам мгновенно.
Сейчас я занят, долг свой исполняя.
Без дела не сижу обыкновенно.
-Однако дерзки вы! Я вздор сказала?
Я так не говорил...,- она привстала:
-Мой милый, верный друг! Ну, так скажите!
Иль можете молчать сколько хотите.
Мне нужно знать, что вы со мною рядом...
Без вас мне этот дом казался б адом.
Но в этот миг Армани вдруг увидел:
слуга за пазуху проворно что-то сунул...
Он сделал это быстро. Кто бы видел!
Вещицу ту как будто ветер сдунул.
Желая в этом деле убедиться,
Винценто поспешил во двор спуститься
и задержать замеченного вора.
Его уход не слышала синьора.
-Мой милый, будете ли вы... Постойте,
как это вы тогда мне говорили?
"Меня сейчас жестоко оскорбили..."
Оскорблены теперь? Тогда закройте
лицо своё невинными руками.
Я покажусь здесь снова перед вами,
как и тогда, без всяческих прикрас.
Вы слышите? Я к вам иду сейчас!
-Винценто! - весело синьора продолжала,
не ведая, что он ушёл из зала,-
Не отвечаете? Обиделись опять?
Ужели мои прелести ужасны?
Для ваших строгих глаз они опасны?
Вы честь свою боитесь запятнать?..
Она поспешно занавесь раздвинула,
рукою влажной волосы откинула.
И капельки воды росой блестели
на полуобнажённом женском теле.
Нежна, красива, очень обаятельна,
улыбка на лице очаровательна,
глаза подобны голубому омуту.
Такая вот вошла синьора в комнату.
Но, сделав шаг она на месте замерла.
пред нею брат стоял в обличье дьявола.
И не сводил пронзительного взгляда.
Весь вид его был смесью зла и яда.
Он возле спальни вскоре появился,
когда Армани так поспешно вышел.
И только мажордом во двор спустился,
он дверь открыл. Вошёл. И всё услышал...
Брат герцогини выглядел особо:
лицо его застыло в дикой злобе.
Смесь похоти и зла слились в коварной роже,
а взгляд тупой блуждал по нежной коже.
Скользил, ощупывал её нагое тело.
Секунды шли... Она окаменела.
Он тоже неподвижен был и мрачен.
Так минула минута, не иначе.
От ужаса и страха Габриэлла
была бледна, точней белее мела.
Поплыло всё. Дыханье близкой смерти,
железными тисками сердце сжало.
Ей стало легче вдруг, когда Роберто
стал вынимать из ножен сталь кинжала.
"Всё кончено. Погибла! Это скоро..."
С отчаяньем подумала синьора.
И даже смерть казалась ей не страшной,
чем взор змеиных глаз его ужасный.
Он пожирал глазами Габриэллу,
покрылся потом, тяжело дышал...
Тогда она сама шагнула смело,
словно бросаясь грудью на кинжал.
Роберто сразу сник, потупил очи,
рот искривил и стал чернее ночи.
Помедлив чуть, он взял клинок за жало
и отдал ей. Рука его дрожала.
Сестра взяла кинжал. Роберто вышел.
Никто ни слова друг от друга не услышал.
Несчастная к окну немедля подбежала
и звонким голосом любимого позвала.
Он не услышал крик. Держа воришку,
внимательно допрашивал мальчишку.
Юнец был очень худ, он чуть стоял
и вытирая слёзы, умолял:
-Мой господин! Простите, ради бога!
Отец ослеп, мать стонет от налога.
Братишек трое и сестрёнок две...
Не дайте умереть и мне в тюрьме!
Лакеи захотели вора отлупить,
но дан был знак мальчишку отпустить.
Все смело обсуждали это дело.
Кругом шумели слуги, всё гудело.
Отчаянье синьору охватило.
Конь мажордома грыз свои удила,
он был осёдлан и невдалеке,
а главный вход во двор не на замке.
14.
Армани мог ещё спастись от злого рока,
когда б коня он запустил в галоп с порога.
И вдруг увидел, наконец, он Габриэллу,
как молний яростный огонь пронзил всё тело.
Она стояла у окна, укрывшись мехом,
и было видно по всему - ей не до смеха.
Глаза раскрыты широко, в них виден ужас,
лицо бледно, как полотно, а в сердце стужа.
И в этот миг улышал он: -Беги! Скорее!
От крика яростного, вдруг, толпа немеет.
И наступила тишина, и в то мгновенье
все услыхали лязг цепей, ворот скрипенье.
Закрылся выход и теперь - конец свободе.
Он прошептал: -Раскрыто всё, попался вроде...-
И понял: схватят, будут бить, пытать и мучить.
Убьют, а тело бросят в ров, где хлама кучи.
И видит он, со всех сторон, неторопливо
шагают стражники к нему. Но терпеливо
остался ждать. Куда бежать? Повсюду стены.
То шла расплата за любовь... и за измены.
Винценто глянул на окно, где Габриэлла,
вцепившись крепко за карниз, во двор смотрела.
Их взгляды встретились на миг, но стража близко.
Он снял берет свой с головы, склонился низко.
Начальник стражи подошёл, а с ним вся свора.
И с ужасом глядела вниз на них синьора.
Она увидела в тот миг: кинжал и шпагу
он им отдал, а сам пошёл, прибавив шагу.
По обе стороны его конвой шагает,
а он последние шаги свои считает.
Внезапно левый конвоир с ноги, вдруг, сбился.
Армани бросил: -Чётче шаг! Вам кто-то снился?-
-Как глупо всё произошло, Винценто, милый.
Ведь добросовестность твоя нас погубила.
Беда застанет нас врасплох. Я это знала.-
Так Габриэлла, волю дав слезам, шептала.
А через несколько секунд ворвалась стража.
Всех слуг забрали, не сказав ни слова даже.
Её не тронули они, как бы не видя.
Она ж смотрела им во след, их ненавидя.
Немного позже услыхав за стенкой топот,
возню, удары, стук глухой и чей-то ропот,
ей захотелось посмотреть во глубь мансарды,
но стража: раз! склонила в раз две алебарды.
Она вернулась. Между тем шум продолжался.
И жуткий вопль из-за стены затем раздался.
Ей стало страшно, ужас вновь сковал всё тело.
Она, узнав чей это крик, окаменела.
Так продолжалось два часа. Синьора встала
и, подойдя к своей двери, вдруг закричала:
-Эй, стража! Кто-нибудь! Сюда! Зовите брата!
Скорее! Или вас сейчас же ждёт расплата.
Пришёл Роберто наконец. Она спросила:
-Что вам угодно от меня и от Армани? -
Он подойдя вплотную к ней, заулыбался:
-Я бы хотел чтоб мажордом во всём сознался.
Она, взглянув в его глаза, вдруг прочитала
свой приговор. Едва дыша, всё ж прошептала:
-Вы перестанете пытать, коль я сознаюсь?
Признанье это подпишу. Во всём раскаюсь...-
Ответ сказал не сразу он. Смеялся снова.
Отвёл глаза и произнёс: -Даю вам слово.-
Но Габриэлла поняла, что он обманет,
не сдержит слово и пытать не перестанет.
-Как вы считаете, меня священник может
за умирающую счесть? (Как страшно, боже)-
-Да, без сомненья. Ваша жизнь - гроша не стоит.
И сей вопрос меня уже не беспокоит.-
Он пятясь, словно чёрный кот, окинул залу.
К постели быстро подошёл и взял кинжалы.
Роберто испугало то, что Габриэлла,
отчаявшись вдруг нападёт и кончит дело.
Она к распятью подошла. Встав на колени,
перекрестилась много раз, начав моленье.
А герцог не мешал сестре. Она поднялась
и посмотрев ему в глаза, расхохоталась.
Он удивлённо поднял бровь: -Что это с вами?
Извольте объяснить свой смех. Вы не в Бедламе.
-Мне дали слово вы сейчас? Наш сговор начат?-
-Зачем настаивать? И что всё это значит?
-Сказать? Ну, что же.. Я сейчас просила Бога,
и повторила десять раз, а это много!
Чтобы он в ад отправил вас, если солжёте,
иль вероломство проявив, его убьёте.
Роберто очень побледнел, покрылся потом.
-Я дал вам слово,- повторил ей, с неохотой.
Он знал поверие одно: молитва к богу
от умирающей всегда найдёт дорогу.
А Габриэлла, подойдя к столу по ближе,
берёт бумагу и перо и быстро пишет,
затем встаёт и отдаёт признанье брату.
И с гордо поднятой главою, ждёт расплату.
Сварливый герцог пробежал по строчкам живо.
Затем войдя в дверной проём, сказал лениво:
-Сей документ написан вами был напрасно.
Он не признался б никогда! Вам это ясно?
-Я ни на йоту, сударь, в нём не сомневалась.
И подозрениям слепым не предавалась.
-Ну, хорошо, допустим так. Но почему же
вы подписали приговор? Ведь вам же хуже!
Синьора смерила его тяжёлым взглядом:
-Ваш дом насыщен, как и вы, тяжёлым смрадом.
Покинуть мир, в котором есть такие братья,
я буду счастлива! У вас не те понятья.-
От этих слов черты его вдруг исказились,
беззвучно губы затряслись, глаза скосились,
рот приоткрылся и опять закрылся снова.
Он промолчал, не в силах вымолвить ни слова.
Сестра тирана наблюдала с удивленьем
на не обычное Роберто поведение:
"Как странно! - тихо прошептала Габриэлла,-
Моё признанье сильно так его задело?
Уже ли это очень гнусное создание
способно тоже понимать людей страданье?"
Он постоял чуть-чуть, забыв про всё на свете,
и вышел вон, ни слова не ответив.
15.
После "игры без слов", ретируясь из зала,
тосканский герцог выглядел устало.
И чаще, чем всегда, его несветлый лик,
вдруг искажал сильнейший нервный тик.
Придя в застенок, он тот час велел,
чтоб узника палач переодел.
Ещё он приказал Армани не пытать,
как следует лечить и сносно содержать.
Затем, усердно помолившись богу,
Роберто успокоился немного
и написал подробное письмо
о том, что утром здесь произошло.
В своей нравоучительной манере
советовал он зятю в этом деле
не тратить время, совершая месть,
за мужнюю поруганную честь.