Роттердам. Бригантины, лодчонки
Чалят к пристаням. Крик, суета.
Здесь таможенник в будке-казёнке,
Чтоб платились налоги сполна,
Там корсары укрылись по трюмам,
Тут сгружается ценный товар...
Вот душком потянуло с гальюнов,
Из тюков - кориандром; шальвар
Промелькнёт пестрота, и - камзолы;
Перемешано всё невпопад.
Где горланят мотивчик весёлый,
Где-то кровью ножи окропят...
Ян ван Ули (матрос достославный:
Контрабанда, корсарство, тюрьма)
Приоделся, он парень-то справный,
И - на берег, кутить до утра.
Поиграть иль портовую шлюшку
Подцепить - вот матросский досуг.
Иль в таверне затеять пирушку,
Так напиться, что каждый и друг,
И товарищ тебе. Чтоб потеха
Полной чашей была, побузить
После этого - немцу ли греку
Рожу пьяную смачно набить.
А потом побрататься навеки,
Заплатить за разбитый буфет
И допить чей-то целый лафетник.
И шагнуть в холодящий рассвет.
Поутру воротиться на судно.
Новый фрахт. И придётся опять
В океане большом, бесприютном
Дни до отпуска нудно считать.
И по кругу: бессонные вахты,
Реи, камбуз, ветра и шторма,
Солонина, команды «по вантам»,
Звёзды, ром и прогнивший гамак.
Но сейчас - увольнительной время,
Время смеха, гульбы, кутежа.
И витая в таких эмпиреях,
Наш ван Ули по сходням сбежал.
«Вот знакомая, вроде, таверна
Здесь я был... или, может быть, нет...
А, без разницы! Ром уж наверно
Здесь такой же и столько ж монет
Будет стоить». Заходит, садится.
Тут играют и пьют. Там визжат
Проститутки портовые - лица
Размалёваны; жаждут деньжат
И винца пару кружек впридачу.
Вожделенное дай - и твоей
Будет ночью, а утром на сдачу
Две слезинки на память, ей-ей,
Проронит... Вот одна приглянулась -
Посвежее других, почестней,
Вроде, смотрится. (Вечная глупость
О невинной мечтать! и скорей
Караван сквозь угольное ушко
Проскользнёт, чем невинность найдёшь
У портовой дешёвенькой шлюшки,
Но - мечты так живучи...). Галдёж,
Кутерьма и похабные танцы.
Ян красотку свою пригласил.
Но, похоже, рябому британцу
Этим виды на ночь перебил.
Обошлось без ножей и бутылок
По макушкам. Ну, тройка носов
Юшкой капают, чей-то затылок
Проломили - по мелочи всё.
«Может, вечер, милашка, продолжим
У тебя? Купим хлеба, вина.
Пару гульденов к делу приложим,
Чтобы жарче любила меня».
«Кто ж откажется?! Ты же - красавчик.
Хоть потрёпан в морях - не беда,
Всё ж не тот рябомордый британчик.
Жаль, что нам выбирать не всегда
Удаётся... Пойдём, тут не долго,
Пару улиц всего - и мой дом.
Не устанешь идти ты нисколько...
Там с дочуркой в мансарде живём...
Спит давно, и тебе не помеха...
Только хлеба чуть больше купи...
Если можешь... Ведь, мне не до смеха:
И себя и её прокорми...
Ой, прости! Разболталась я что-то.»
«Ничего-ничего, пустяки!
Есть у каждого в жизни забота...»
«Да-а, бедняцкие дни не легки...»
За нехитрым таким разговором
Скоротался недальний их путь.
Вот и дом. Всё усыпано сором.
Темнота и вонючая муть,
Словно тати за горло хватают.
Неприютно. Кругом нищета.
Только хилая туя живая
Тщетно тянется вверх, к небесам -
Не достать из закута гнилого
Горстку сини, щепотку дождя...
Здесь надежду забудь, и другого
У судьбы не проси: для тебя
Нет в запасе гостинцев, улыбок,
Нет рождественских звёзд и конфет.
Здесь тебе не прощают ошибок,
Здесь сочувствия к ближнему нет.
Поскользнулся, упал - не помогут,
Не подложат соломки, руки
Не протянут дающей, но в омут
Подтолкнут. И смертельной тоски
Не исторгнуть из этого места,
Тут она в штукатурке, в камнях
Поселилась. И чёрная мета
Нищеты убивает в сердцах
Всё, что доброго было, святого;
Вместе с телом грубеет душа.
(Правда, в Библии, там, про другое:
Бедным - рай; нищета хороша
Для ращения духа; и плоти
Убивается вредный призыв
Воздержанием вечным... То плотик
Жалкий брошен имущими; миф
Поддержать не стремятся делами:
Наживают и множат добро
(В смысле денежном). Алчущий, длани
Не тяни! Не дадут ничего!)
Узкой лестницы лента витая
Провожает на верхний этаж.
Там мансарда. Тихонько ступая,
Входят в комнату. Чисто, но та ж
Нищета поселилася прочно
В утлой мебели, в копоти стен...
Неразрывный, постылый, порочный
Круг замкнулся. И рок-изувер
Вволю тешится бедной игрушкой;
Как тут вырваться? Шансов-то нет
У портовой истасканной шлюшки
Жить иначе. И праведный свет
Не коснётся её, так и сдохнет
От болезни, ножа иль вина;
Почка чахлая, божья усохнет
В адском пламени. Есть ли вина
В том её? Невозможно ответить,
Был ли шанс у надломленной ветви?
В уголочке, в корзине плетёной,
Словно ангел сошедший с небес,
Спит чудесный трехлетний ребёнок.
«Я держу при себе её, здесь;
Забрала из деревни недавно...
Ну, налей же скорее вина!
Погуляем с тобой очень славно.
Что ж, матросик, давай-ка! До дна!»
Но веселье куда-то пропало,
Призадумались оба, молчат.
И опущены руки устало,
И задумчив потупленный взгляд.
Вспоминают. И каждый о разном...
«Знаешь, я, ведь, сопливым юнцом
По морям уже плавал... Напрасно
Поругался когда-то с отцом
И сбежал... Не нажил себе злата...
Так, на старость скопил кое-что...
Проживу как-нибудь... небогато,
Но не впроголодь... может ещё
И женюсь, будет домик, детишки -
Пара дочек, сынок сорванец...»
«Да-а, на суше другая житьишка...»
«Если ж в море найду свой конец,
Я хотел бы сестрёнке оставить
То, что нажил. Да где вот она?!
В деревеньке родимой и память
О семье моей стёрлась. Чума
Лет с десяток назад бушевала,
Есть могила отца, рядом - мать,
Что ж с сестричкой-малышкою стало
Мне никто не берётся сказать».
«Сколько ей?» «Ну, наверное, двадцать -
Двадцать три...» «Дай-то, Боже, найти...»
«Да, не стоит так сразу сдаваться...
Знаешь, разное было... В пути
Что не встретиться только. Однажды
Я на вахте полночи стоял.
Ветер. Волны. И скрип такелажный.
По компасу держу я штурвал...
Вдруг из мрака - «Голландец Летучий»!
И несётся, ой-ё, на меня!!
Любопытной торговкой из тучи
Сразу вылезла дура-Луна.
Вот он - ужас! Оборваны снасти,
И скелеты танцуют англез.
А фигура гальюнная пастью
Смрадной скалится... Думал, конец!
Ничего - разошлись, чуть бортами
Не задели друг друга. Но Бог,
Видно, вздумал помочь и оставил
Нас живыми... Винишка глоток?»
«Я девчонкой была несмышлёной
И осталась одна, сиротой,
Промышляла работой подённой,
Денег мало, а труд непростой...
А потом в услужение взяли -
Кров и пища, да денег сполна
Раз в неделю платили. Едва ли
Я о большем мечтать бы могла...
Но хозяйский сынок прицепился:
Схватит, тащит в глухой уголок
И целует. Потом расхрабрился,
Дальше - больше... И вот уж грешок
Не прикроешь... Изгнали с позором.
И как хочешь ты тут, так живи:
С животом-то работать не споро...
Родила. Лихорадка в крови
Три недели гуляла. Все деньги,
Что скопила потратила я.
На последние дочь в деревеньку
К доброй женщине жить отдала.
И куда тут пойдешь? В проститутки.
Хлеб нелёгкий, но всё таки хлеб.
Содержать-то непросто малютку...
Первый раз - самый трудный... Сомлев
От вина, отдалася матросу,
А потом проревела полдня...
А потом попривыкла... Безносой
Не поймать за понюшку меня,
Как-то выживем с дочкой... Недавно
Стала «мамой» меня называть,
И ручонки так тянет забавно...
А за палец как держится! - хвать,
И не вырвешь. Болтаю я что-то
Слишком много. Осталось вино?
Наливай, не жалей! И заботы
Позабудем, красавчик. Вольно
Будет нА сердце. В горечи хмеля
Растворяется горечь ночей...
Ой, болтаю я как пустомеля...
Обнимай же меня горячей!»
Но малютка проснулась и плачет,
Трёт глазёнки со сна кулачком.
«Что-то страшное ей не иначе
Примерещилось. Эх, молочком
Попоить бы, да нету ни капли...
Тише, Гретхен. Мой ангел, не плачь!
От слезинок из тучки закаплет
Серый дождик, и ветер-силач
Разгуляется в бурю-ненастье.
Дай мне милую ручку твою.
О стране, где находится счастье,
Я тихонько тебе напою:
Спи, дитя! Пусть коснутся реснички
Твоей миленькой пухлой щеки.
Спят котята, ежата и птички,
Засыпай же скорее и ты.
Спи, дитя! На сиреневых крыльях
Прилетят к тебе сладкие сны,
Добрых эльфов одна эскадрилья
И цветочная фея весны.
Спи, дитя! Золотая скорлупка
В край волшебный тебя унесёт.
Там воркует на ветках голубка,
И в тюльпанах разлит сладкий мёд.
Спи, дитя! Там молочные реки
Между пряников мятных текут,
Все тропинки там в сахарном снеге.
Спи, дитя! В той стране тебя ждут.»
Продолжение следует...