Коснуться стекой глиняных пластов,
наметив скупо контуры эскиза…
Любя архаику, заказчик призывал
украсить к лету загородный кров:
“…сатир, пастушки, флейты и кимвал...”, –
буколиками греческого фриза.
Ценить рельеф, на утреннем свету
его всхолмлений тихое мерцанье,
пространства тонкого причуду и обман.
Рука привычно чертит борозду…
Звонят к заутрене. Создатель звёздный зван –
молитвы слово теплится в гортани.
*
Минувшей ночью снова видел сны –
полёты над дорогами скитаний,
полынный запах, холодок на гранях скул…
Судьба…
Творец настой сварил хмельным –
во жбан литовский кровь казацкую плеснул
и польскую. И выпало дыханью
открыться на Каспийских берегах,
где ветер, чайки…Право, ненадолго …
Потом Тянь-Шаня снег - далёкие хребты,
народ раскосый – юрта, конь, аллах,
и глуби Иссык-Куля так чисты,
и воды по утрам студёно-колки.
Серебряные плески чебаков,
зов кеклика в ветвях тянь-шаньской ели…
Кумиры… Босоногий вертопрах –
Манас, Чапаев, Ихтиандр, Зверолов…
Мечты немые о небесных кораблях,
их дымных парусов призывный шелест…
*
Готов рисунок. И полдневный свет
сквозит в окно. Дышать в затылок древним,
что пить из амфоры их терпкое вино -
и трепетно, и весело. Вослед
пройти за эллином - где всё напоено
улыбкой, мастерством и чувством меры.
- Искусство!…
В ученичестве - трудом
под сенью гениев наполненные годы.
Школярство. Штудии. Скитания. Любовь…
Голодным и счастливым назовём
мы время молодости, сколько ни злословь,
над играми безумных кукловодов.
Пустой карман – вот повод и посыл
бродяжить летом по дорогам дальним -
простор и воздух, быт весёлый, трудный хлеб.
С тех пор как музыка для уха: звоны пил,
стук молотков, и воробьиный щебет щеп,
и споры топоров пурпурной ранью.
Мужское братство - дружество и смех,
десяток лет соль заработков сельских
белила кольцами горбы моих рубах.
Сибирь, Алтай - путь плотницких утех,
по землям русским проходил наш пыльный шлях -
тверским, московским, брянским и карельским…
И сны. Ночами снились небеса,
развёрстые над гравием дороги,
и козьих троп репей, и перья облаков,
обочины косматой полоса,
где, в травы зонтики клоня, болиголов
каликов дожидается убогих…
*
Всё до поры. Окрепнет ремесло,
душа полюбит глину, бронзу, камень,
рабочий след кирзы травою порастёт.
Скарпель и стека сменят прежнее кайло,
и вернисажей повлечёт водоворот
под своды залов с вольными волхвами…
День к вечеру, гомеровский пейзаж
приобретает глубь, подробность, образ…
И запах моря… Память - старый друг -
разматывает нити тонких пряж…
У грубых стен развалин Каффы, сух и смугл,
пасёт овец усталый пастырь добрый,
и пахнет мятой. Древней церкви крест
плывёт над сонной зеленью ложбины.
Холма горбина, моря синяя вода.
И, плоть от плоти жарких здешних мест,
лохматый рыбарь чинно чинит невода
на берегу скалистом Карантина…
Восток ли запад, север, юг – горит
звезда моих в неведомье хождений…
Там письмена хранит Крестовый перевал.
И до зари встают в Тамбове косари,
где я в ночи стихи у бога воровал,
и где сирени цвет благословенен…
Гитарный звон, безумье мошкары -
мы на седом Амуре пляшем джигу,
в девчонках нежных - жест и грация богинь…
Вздымают пламя алое костры
к скрижалям Господа. Вселенская латынь
и Млечный Путь – на расстоянье крика...
*
Окно больницы… Ливень миновал,
и яблоня отряхивает ветви.
Вокруг ствола скворец скачками вьёт спираль,
верша неспешный церемониал.
И на базальте крыл горит узор пера
зелёно-золотой, ветхозаветный…
Когда судьба протянет, как палач,
холодную облатку скорой смерти
и календарь с отметкой века твоего –
не сетуй, странник гордый, и не плачь –
надежды и мольбы известное родство
способно строгий рок умилосердить…
Поблёкнет ночь, и, разгоняя тень,
тревожа перламутр озёрной глади,
в лучах рассветных караваны белых шхун
проложат путь над краем деревень,
где славный Переславль всё так же юн,
звон стройных колоколенок отраден…
Дремота зим, дыхание весны,
дороги странствий, знойны ли, студёны, -
неотвратимо грандиозный яркий мир
приходит в кочевые мои сны…
Лох шёл по жизни с малыми детьми
за радугой в ботинках пропылённых…
*
Лампада утра озарит рельеф -
овец пасётся трепетное стадо,
сатир играет на свирели, в лад ему
кимвалов звоны, плясы юных дев.
И клок травы, косясь, жуёт пастуший мул,
и чаек крик над волнами Эллады…