…Тогда я и приблизился к огню,
Еловых сучьев наломав, подкинул,
И дым, мешаясь с пламенем, вдруг взвился
Сначала под навес и там резвился,
Затем вокруг он выткал паутину,
И комары исчезли – к моему
Большому удовольствию. Был чай,
Горячий ковшик с кипятком по кругу
Передавали те, у костерка.
Уж смерклось. В нетерпении рука
Ласкала разомлевшую подругу,
Стремясь под кофту как бы невзначай.
И песни, как обычно, изливались,
Но я не пел их, да и та, что рядом,
Пускай имела музыкальный дар,
Предпочитала пар (от кружки), жар
(Моей ладони). И – движенье взглядом,–
И мы ушли, вдвоём, а те – остались.
И пенье продолжалось, но звучало
Намного глуше: скрадывал брезент
Потрёпанной палатки звуки ночи.
Мы заняты друг другом. Ну а впрочем
Теперь особого резона нет
Ту повесть пересказывать с начала,
Хоть, помню, были: страсть, движенья тел,
Внезапное спокойствие, истома
И шёпот губ, объятия и – сон,
Едва начавшийся с рассветом. Небосклон
Напомнил нам, что мы вдали от дома,
И утро ждёт нас суматохой дел…
В те дни мы, двое, чувствовали ночь.
Работа тоже, впрочем, не стояла,
И с каждым днём всё спорилась быстрей.
И с каждым днём мы чувствами острей
Разлуку постигали. Было мало
Для этого ночей. Сомненья, прочь
(Я думал, что возможны повторенья,
Что мы не потеряемся среди
Пространства городов и перемен,
Средь тротуаров и бетонных стен),
Пусть неизвестно, что там впереди,
Я видел всё душой – помимо зренья.
Никто не виноват, что в миг, когда
Мы думаем, что будущность открыта,
На самом деле, мы не чувствуем её.
Быть может, только наше забытьё,
Самозабвение – покажет, что' забыто,
Расскажет, счастье где, а где беда.
Вот так и тут. К восторгу моему
Невольно примешались эти думы,
Что наша сказка не сойдёт на нет.
Наивно! И напоминает бред,
Что рядится, как разум. Слыша струны,
Тогда я и приблизился к огню…