Много воды выпиваешь на ночь - как-то нехорошо,
И свет падает с люстры на пол серебряным порошком,
Ложись спать, прекрати мытарства и не криви душой –
Сколько же можно так, ведь ты же уже большой.
Утром опять работа, утром вставать с зарей,
А ты ковыряешь память, разворошив старье –
Воспоминанья виснут, как нестиранное белье.
Словно чужое что-то, но точно уж не твоё.
Смежая веки, пальцами трешь висок,
Утром очередной внеплановый – марш-бросок,
Весь день тяжело и нудно, будто попал в лассо.
И об ступеньки сбит будет новых сапог мысок.
Мерно скрипят спицы, торчащие из полюсов,
Блики неона гаснут, ложась на твоё лицо.
Воспоминанья шипят, проступая опять рубцом.
Ты теребишь в забытьи обручальное – уже не своё – кольцо.
Утром работа – помнишь? Ты шепчешь, что ты устал.
Сколько же можно, право, когда уже отпуск-декрет-привал?
Пусть бы уже лавина в Истаде, смерч, буря, девятый вал!
Когда мир так сжался, или всегда был мал?..
Пластинка скрипит, фальшивит старая «Турандот».
Ты думаешь – пятидесятый не за горами год.
За окном, как на зло, дождь весело и упруго льет.
А в стакане стеклянном водой обратился лёд.
Часы говорят – двенадцать. Пора, комиссар, вам спать.
В темноте безликой расправленная кровать
С утра так и стоит без дела, ей – смешно! – надоело ждать,
Когда вы, комиссар, умудритесь достаточно – для сна - устать.
Позвонить дочери, отцу, Лиепе. Или кому ещё.
За окном по асфальту дождь грязный течет ручьём,
От стыда и усталости дурно и горячо,
Встать бы, опереться кому-нибудь близкому на плечо.
Пальцы скользят по трубке – звонить или нет, вопрос.
Решил. Номер набран и телефонный мост
Соединяет две точки, сеть электронных лоз,
И ты чувствуешь, что ошибся, как волшебник из мира Оз.
Не надо было, бессмысленно, Боже, зачем же я?..
Это ведь даже – Боже мой! – не родственники, не семья,
И даже – как громко сказано – ну ладно, почти друзья,
Но в двенадцать-то ночи звонить… Нет, ну никак нельзя.
Но гудки обрываются, как будто так надо, будто бы невзначай,
И невпопад думается, что сейчас бы кстати пришелся чай,
И ты прижимаешь трубку и шепчешь – только не отвечай!
А думаешь – ответьте хоть кто-то, хоть кто-нибудь, выручай.
Проходит секунды безмолвия, а будто пластом время десятилетия мимо прошло,
Год или день, хоть, скорее, похоже – час.
Ты в трубке слышишь, как Мартиссон бодро сказал – Алло?
Ты тихо говоришь – приезжай.
И в ответ его нервное и неизменное:
- Курт? Сейчас.
по циклу детективов о Курте Волландере, авторства Хеннинга Манкелля