1
Невзирая на законы морали
И шампанского медвежью услугу,
Мы от нежности с тобой замирали,
Каждой клеткой ощущая друг друга.
Там, где взгляды раскаленные были,
Третий день уже пылают ожоги.
Безоглядно мы друг друга любили
Не касаясь плоти плотью, как боги.
И кружа вокруг да около слова,
Того самого, что взгляды кричали,
Возвращались мы все снова и снова
К вечной боли пустоты и печали.
А в том месте, где так души срaстались,
Голубица безутешная кружит.
Только это нам с тобой и осталось...
Да прощальный поцелуй неуклюжий.
2
Я у тебя застыну на плече,
Пока наш разговор еще не начат...
Горячий воск, стекая по свече,
Рельеф неповторимый обозначит.
Волос моих непрошенная прядь
Нечаянно твоей коснется шеи...
Как научиться сердцу доверять,
Когда я доверять ему не смею?
3
На родине Чеширского кота,
Где жизнь не суетлива и проста,
A жители приветливы вполне.
Где бьют часы на городской стене,
И мы идем по ней рука в руке,
Где пароходы ходят по реке
И небо возникает из воды,
Где Колизея Римского следы,
И черно - белым крашены дома,
Как будто в лето вкраплена зима,
Где готики соборной кружева,
Где нам с тобою не нужны слова.
4
Я стою в толпе веселых и шумных.
Одиночество в душе, а не в теле.
Я у Господа сейчас попрошу мне
Указать на ''кто есть кто'' в самом деле.
Кто воистину с душою открытой ,
Кто в улыбке безразличие прячет,
И стремится тот, чье сердце разбито,
Скрыть за хохотом свои неудачи.
Посмотрю я в изумленьи на лица,
И откроется мне правда, как дверца,
Отличу я тех, кто внутренне злится
От иных, кто веселится от сердца.
И узнаю я, быть может, до срока,
За семью замками скрытую тайну:
Понял Бог, как нам в толпе одиноко,
Значит встречу я тебя не случайно.
5
Умчалась в прошлое душа,
В пустынный берег, звездный вечер,
И света вязанную шаль
Накинул месяц ей на плечи.
Кленовый лист к руке приник
Узорным веером зеленым.
Повторен эхом отдаленным,
Шептался с берегом тростник.
И ветер, страсти не тая,
Ловил дыханье медуницы,
А звон цикад стирал границы
Сознания и бытия.
И многоликая река
Искрилась черным перлaмутром...
Душа веpнулась ранним утром,
Помолодевшая слегка.
6
Могильный холм землей припороша,
Освободившись от земных тревог,
По миру путешествует душа,
Пока ее поддерживает Бог.
Входя в тела, страдая и учась,
Оплачивая прежние счета,
Плоть покидает в предрешенный час,
Как ягода созревшая - с куста.
Умчится, растворится, воспарит,
Найдет родную душу вдалеке,
И с ней о нас с тобой поговорит
На им одним понятном языке.
7
Улеглись чаинки в чашке. Вполнакала люстра светит.
Томик Блока на седьмой открыт странице.
Вспоминается все чаще о пронзившем душу лете
И невольно увлажняются ресницы.
Обезумела погода. По стеклу текут слезинки,
Пьяный ветер не дает дождю поблажки…
В нижнем ящике комода, перетянута резинкой,
Пачка писем обнялась с ночной рубашкой.
В стертых тапках мерзнут ступни,
Шарф сползает с плеч покатых,
Мал халатик из застиранной фланели.
Спит у двери пес-заступник
С шерстью рыжей и лохматой,
Он хранит в душе секрет Полишинеля.
8
Ну что скрипишь основою кленовой?
Ты, говоришь, была когда-то новой.
Да, слишком многим предлагала ложе –
Седому капитану с красной рожей,
Влюбленным, убегающим из дома,
Уверенно ведущим и ведомым.
Вельможей обряженному пройдохе,
И лучшему любовнику эпохи.
И даже дочке местного раввина,
Что шла к тебе, несчастна и невинна,
А поутру, к твоей прижавшись спинке,
Справляла по невинности поминки.
Но вот служанка старая в отеле,
Которая тебя под утро стелит,
И пыль стирает с мебели старинной,
Ни разу не легла в твои перины.
Лишь вспоминала изредка в печали
О том, как их секретно обвенчали,
И он к тебе привез ее, как к маме,
Лица коснулся жаркими губами...
Но тут ворвались бдительные братья...
И он навек застыл в ее объятьях...
И пусть себя считала ты дубовой,
Но принимала в сущности любого.
И ранивших кого-то, и ранимых,
И с женами чужими анонимов,
И каждой повидавшей виды частью
Под ними ты с такой скрипела страстью...
А вот сейчас на простыне измятой,
Пригрела утомленную меня ты.
Да, говоришь, любовь всегда слепая...
Ну, замолчи! – Мой милый засыпает.