Глава 8. «Мир мэтра Сиприануса».
Первым, что зафиксировал взгляд, едва мы ступили за большущие, перегораживающие всю дорогу, ворота – был удивительный порядок, царивший в деревне. Чего греха таить, Африка никогда не отличалась опрятностью, и даже в столичном Банги улицы частенько усыпаны самым разнообразным мусором: использованными пакетами, обрывками газет и картонных коробок, очистками овощей, зловонными кучками пищевых отходов и тому подобными «украшениями». Здесь же, в этой безымянной деревеньке, глинобитные дороги были почти идеально чисты, разве что не подметены и не разровнены граблями. На краю поселения выстроились в ряд относительно новые дома, собранные из аккуратно оструганных досок. Дизайн строений, что и говорить, был несколько барачный, но даже эта художественная скудность разительно отличалась от того, что мы встречали двумя днями ранее. На минутку нам даже показалось, что мы вернулись в студенческую молодость и оказались в каком-нибудь БАМовском стройгородке, плотно уставленном такими вот времянками-вагончиками.
Правда, при нашем продвижении вперед, картинка сменилась и стала более живописной и более характерной для Африки. Мы словно вышли из района новостроек и попали в исторический «центр» древни. Местный «Арбат» украшали и традиционные пигмейские хижины, и глинобитные «терема» с крышами из ржавой жести и картонных коробок и даже два больших здания, собранные, казалось из старых дорожных бетонных плит. Мы и ранее встречали подобные строения в Танзании, например, и в Уганде, и потому догадались, что в одном из них находится школа, а во втором «общественный дом»: медпункт, ресторан, ратуша и мэрия в одном флаконе. Возле общественного дома в тени джипов скучал Пьер.
Едва завидев нас, проводник быстро поднялся с земли и скрылся в том здании, которое мы для себя определили как школу. Через минуту из окон школы, в которых, конечно же, архитектором не предусматривались стекла, послышался странный звук – смесь колокольного звона и ударов там-тама.
- Бонго-бубен – определил Ричард и продолжил – Звонок на перемену.
Подтверждая слова Рича, школьный двор мгновенно наполнился криком и хохотом, и из окон школы повалила толпа разновозрастных детей – мальчишек и девчонок в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Из дверей вышел только один человек – улыбающийся стройный африканец в джинсах и футболке, которому по виду можно было дать и тридцать пять и пятьдесят лет одновременно.
- Мэтр Сиприанус, - сказал он и радушно раскрыл руки ладонями вверх, словно желая обнять нас всех сразу. – Добро пожаловать!
Мы чуть не попадали на мягкую красно-желтую глину. Мэтр обратился к нам по-русски! Правда, потом окажется, что из русского языка африканский учитель знал всего несколько фраз, как впрочем, и из польского, итальянского, испанского, немецкого, португальского, румынского, арабского и даже иврита, но в тот момент мы были просто ошарашены.
- Я чуть-чуть знать по-русски… Но, иф ю вонт, мы можем говорить на французском или английском. Их я знать очень карашо…
(Забегая вперед, мы хотим предложить вам небольшой рассказ о нашем радушном хозяине, который объяснит многое из того, что нам предстояло увидеть в его удивительной деревеньке. Итак.
Родился мэтр Сиприанус в Руанде, в 1963 году. В его большой семье воспитывалось семеро братьев и четыре сестры. Маленький Жозе (так тогда звали Сиприануса) был самым младшим. В отличие от многих семей, где младших детей, последышей, нежно любят и балуют, африканские бедняки воспринимают малышей как досадную обузу, посланную им в наказание за грехи. Еще бы… Мама и папа работают не покладая рук, старшие дети тоже находятся в перманентном поиске заработка и все для того, чтобы едва-едва не умереть с голоду. И кажется несправедливым, что та горстка риса или сладкого картофеля, на которую было заработано изнуряющим трудом, должна быть поделена с каким-то прожорливым малышом, проку от которого совершенно нет. Более того, этот маленький ребенок, оставленный без присмотра, вечно чем-то болеет, вечно что-то ломает или портит, словом, доставляет не радость, а проблемы. К счастью, в деревеньке Нейрубуйе, где жила семья Жозе, имелся небольшой католический приход, руководимый бельгийцем, отцом Сиприанусом. Старый священник был уже совсем немощным, но всё же очень почитаемым и любимым, а потому ему вынуждены были помогать все местные жители. Они готовили, убирали, стирали для своего пастыря. Однако прогрессирующая болезнь (впоследствии Жозе узнал, что она называлась Альцгеймером) требовала, чтобы при священнике неотлучно находился тот, кто будет выполнять его мелкие поручения и следить, чтобы с отцом Сиприанусом не случилось беды. Мать Жозе подсуетилась раньше остальных и привела своего младшего сына на службу к Падре.
С тех самых пор жизнь маленького Жозе круто изменилась. Во-первых, мальчишка практически забыл, что значит ложиться спать голодным. Во-вторых, он довольно быстро выучился читать и писать, что для африканского бедняка было большим счастьем. Ну, а в-третьих, (но это была их с Сиприанусом страшная тайна), Жозе из потенциального католика превратился в богоотступника и, практически, еретика. Старый священник признался, что сам сбежал из Европы в Африку, основав небольшую миссию в Руанде, вдохновленный не столько божественными идеями о всеобщей христианской любви, сколько книгами аббата Баррюэля, одного из первых адептов теории национализма, трансформировав её в своей юношеской голове с точностью до наоборот. Сиприанус решил, что сможет воспитать национальное самосознание в одной отдельно взятой стране, желательно небольшой и желательно неиспорченной современной цивилизацией. В то время экваториальная Африка казалась ему самым подходящим для этого смелого эксперимента местом. Однако проза жизни быстро поколебала философические и романтические устремления юной души, столкнув нос к носу вчерашнего бельгийского школяра с нищетой, болезнями, смертями, необразованностью и поистине варварскими нравами. Из потенциального духовного вождя, молодой человек превратился в фельдшера, ветеринара, нотариуса, прокурора и адвоката, нотариуса, учителя и чуть-чуть (совсем чуть-чуть) священника. Да-да. К старости падре пришел к выводу, что человечество так и не изобрело более гуманный и гибкий инструмент для управления людской моралью и самыми разными аспектами мирного сосуществования сограждан на одной территории, как общая религия. И с помощью этого инструмента Сиприанус все пятьдесят дет жизни в Африке мирил врагов, решал споры, соблюдал сам и приучал других к соблюдению основных этических норм, выражающихся в недопустимости убийств, воровства, разврата, лени и уныния.
После смерти старого священника Жозе, которому исполнилось девятнадцать лет, не долго думая, занял в храме место своего наставника. Местные жители отнеслись к такой перемене спокойно. В отличие от европейских священников, которые каким-то непостижимым образом узнали о самоуправстве, творящемся в Нейрубуйе. В далекий руандийский приход был срочно выслан новый падре, а самозванца Жозе с позором вытолкали из родной деревни. Правда, может быть, оно и к лучшему. К тому времени Жозе был вполне образованным юношей, знал математику, физику, химию, бегло читал на латыни и на французском, великолепно разбирался в новейших философских течениях и даже сам пробовал сочинять нечто эдакое, философическое…
Забрав деньги, оставленные ему в наследство Сиприанусом, а так же какой-то рукописный документ умершего наставника, Жозе отправился в Каир. Исправив в документе дату рождения и блестяще выдержав в 1988 году экзамены во французскую национальную школу (позже Французский университет Египта) Сиприанус стал жадно впитывать основы экономики и юриспруденции…
Разговаривая с нами, мэтр Сиприанус скромно умолчал, что к тому времени он успел жениться, развестись и остаться в Каире с двумя малышами-погодками. Пять лет жизни в египетской столице он очень мягко, но принципиально обошел в разговоре. О них нам поведал старший сын Сиприануса - двадцати двухлетний Яков, живущий в деревне вместе с отцом и своей супругой.
Наверное, жизнь Сиприануса так бы и прошла в Каире, в должности младшего экономиста одного из банков, не случись в его родной Руанде кровавых событий 1993-1994 годов. Речь, конечно же, идет о страшном руандийском геноциде, в ходе которого были уничтожены сотни тысяч его земляков, в том числе, и вся его родная семья. Говорят, что в те дни жителей Руанды уничтожали в несколько раз быстрее, чем в самых жестоких гитлеровских концлагерях. Всего за одну ночь в родной для Сиприануса Нейрубуйе, число жителей которой составляло две с половиной тысячи человек, было вырезано две тысячи мирных жителей.
Быстро распродав имущество, взяв с собой сыновей, рискуя совей жизнью и жизнями детей, Сиприанус прилетел на родину. Трудно описать словами тот ужас, который предстал его глазам. Ни помочь кому-либо, ни спасти что-нибудь уже бы не получилось. Более того, события принимали такой страшный оборот и в таком бешеном темпе закручивались в дьявольскую воронку, что оставаться в стране было просто смертельно опасно. Чудом добравшись живыми до небольшого аэропорта Камембе, Сиприанус с сыновьями затаился в пригороде в ожидании любого подходящего рейса. И чудо произошло. Примерно через неделю друзья Сиприануса привели его к лейтенанту Сохуру, летчику временного правительства. Сохур собирался предать свое командование, угнать самолет и вывезти на нем двадцать спасенных им детей из местного госпиталя для тутси. Тутси – одно из основных племен (впоследствии каст) Руанды, более всех пострадавшее от геноцида.
Топлива в маленьком самолетике хватило как раз для того, чтобы долететь до неизвестного военного аэродромчика в Центрально-Африканской Республике, благо любые борты беженцев из Руанды тогда принимали беспрепятственно (естественно, тщательно проверив при приземлении). Сохура, как военного, к сожалению, власти ЦАР задержали для выяснения его причастности к заговорщикам, а вот сам Сиприанус и двадцать два ребенка в возрасте от трех до одиннадцати лет были отпущены на все четыре стороны. Мужчину никто не обыскивал, а потому почти три тысячи долларов, вырученные им за продажу квартиры в Каире, остались нетронутыми. На них-то он и приобрел у пигмейского племени небольшой участок земли в ста километрах от Бамбио и основал там свою коммуну. К моменту нашего визита коммуна просуществовала уже тринадцать лет)….
Продолжение: http://www.stihi.ru/2011/10/01/2094